Сидя в комнате, которую его отец, а до него и его дед, называли не иначе как библиотекой имени Кеннеди, Эндрю Рейли налил себе скотча с тележки с напитками. Пусть Лори Моран отказалась выпить с ним, но одного лишь запаха этого дома было достаточно, чтобы его рука сама потянулась к бутылке.
Ему уже стукнуло пятьдесят, но он не перестал удивляться ежедневной претенциозности жизни своей семьи. Библиотека имени Кеннеди? «Можно подумать, это монумент на Национальной аллее, — хотелось крикнуть ему. — Это просто бесполезная комната на втором этаже, забитая книгами, которые никто не читает». Нет, конечно, нельзя сказать, что она совершенно бесполезная, решил он, чувствуя, как алкоголь приятно обжигает ему горло.
Видя, что в библиотеку входит отец, Эндрю налил себе второй стакан.
— Ну и как я, по-твоему?
Как ему было велено, Эндрю устроил встречу с Лори в библиотеке, чтобы отец мог слушать их разговор из соседней комнаты.
— Ты уже пьян, — ледяным тоном ответил генерал.
— Пока нет, но скоро буду.
Эндрю снова уселся в кресло, однако тотчас пожалел об этом. На пару дюймов выше и на тридцать фунтов тяжелее восьмидесятилетнего генерала, он внезапно почувствовала себя перед ним едва ли не крошечным. Сегодня генерал Джеймс Рейли был в своем самом «домашнем» наряде: синяя спортивная куртка, серые шерстяные брюки и накрахмаленная белая рубашка. Обойтись без галстука для него было сродни тому, как появиться на людях в пижаме. Эндрю тотчас осознал петушиную яркость своего наряда, более уместного для казино где-нибудь в Майами.
«Ты всегда предпочитал мне Хантера, — подумал он, посмотрев на отца. — Более того, только и делал, что твердил мне об этом».
Эндрю хорошо помнил, как мать однажды поймала его на том, что он пристально разглядывал фото, на котором были изображены он сам, Хантер и отец. Тогда ему было всего десять лет. Когда мать спросила его, почему он рассматривает снимок, Эндрю расплакался. А потом, вытерев слезы, солгал, сказав, что-де плачет, потому что скучает по папочке, который сейчас по своим военным делам уехал в Европу. Правда же заключалась в другом: он плакал из-за того, что накануне ночью ему приснился сон, будто он на самом деле подкидыш. Как и отец, Хантер был подтянут и строен, с волевым подбородком и густой шевелюрой, какая обычно бывает у дикторов на телевидении. Эндрю же всегда был пухлым. «Ты всегда смотрел на меня как на толстого, неуклюжего младенца, — подумал он. — Разве мог я сравниться с братом, красавцем и всеобщим любимчиком!»