Он, поморщившись, упрямо сжал губы.
— Вашу мать обманули, сочувствую, — совершенно равнодушно произнес он в ответ на мою откровенность. — Но это мог оказаться любой…
— Но им оказался темный… — обессиленно выдохнула я. — А я росла одна и не подозревала о своем даре. И однажды он проснулся. О, вы вздрогнули, значит, вам тоже есть что вспомнить, — невесело усмехнулась я. — Я тоже не забуду это чувство, когда тебя выворачивает изнутри, когда затапливает отчаяние, безнадежность и кажется, что сходишь с ума от черноты этого мира, когда смотришь на хорошо знакомого и вдруг начинаешь видеть на нем пятна, и от этих пятен почему-то трясет, а потом так же резко проходит, но чувство презрения остается на всю жизнь. И не было со мной того, кто мог бы рассказать, что происходит, не было того, кто мог бы помочь и смягчить этот период. Оказывается, от чужой злобы можно закрыться! Оказывается, можно не чувствовать отпечатка чужих убийств и боли их жертв! Оказывается, можно не испытывать тошноты от переизбытка глубинной тьмы в окружающих… Знаете, спустя сколько лет я об этом узнала?! Знаете, как я успела возненавидеть и вас всех, и ваш долбаный дар!
Он разжал мои руки и отступил на шаг назад. Задумчиво взглянул на кристалл, в котором моя магия в точности легла поверх образцового слепка с места преступления, и переменился в лице. А у меня как будто разом кончились все силы. Будь что будет. В конце концов, я осознавала, как рискую, оставшись в Академии.
— Да, я темная, — грустно повторила я, проследив за его взглядом. — Но проблема ведь не в этом…
— Ты освободила Мамайуса, — пораженно озвучил он наши общие мысли. — Ты?! Почему ты?!
Отпираться было глупо, убегать — бессмысленно; мне оставалось лишь сожалеть о своем поступке…
— В свое оправдание могу лишь сказать, что не разглядела в привязанном старикашке черного духа, — опустив голову, прошептала я. — И можете теперь с чистой совестью сдать меня ректору. И мне жаль, правда. И я попросту…
— Дурында ты безмозглая, — кивнув, договорил он за меня.
Я от такого определения поперхнулась, а он с неподдельным интересом спросил:
— Только как? Как тебе это удалось?
Я пожала плечами.
— Просто. Даже очень. Даже чересчур.
Темный тяжело вздохнул и протянул руку к кулону на моей груди; я испуганно шарахнулась в сторону.
— Я сама!
Сняла его с шеи, отдала явно удивленному моим поступком магистру. Я ведь прекрасно понимала, что теперь я никакая не староста и даже не адептка, так что пропуск в общагу мне уже без надобности. Но и расстаться с ним так унизительно — чтобы его с меня просто сорвали — я не могла. И каково же было мое удивление, когда темный провел с кулоном какие-то манипуляции и вернул обратно!