— Точно. — улыбнулась ему Эш.
— Да, я думаю, что это немного странно, — Брикер нахмурился и вернулся к переворачиванию полосок бекона.
Эш кивнула, а потом сказала:
— Включая то, что она не спала.
Брикер сразу же повернулся, кусок капающего бекона, свисал с конца его вилки.
— Что ты имеешь в виду, что она не спала? — спросил с удивлением Брикер. — Уильям сказал, что она была истощена, что она попросила номер в задней части отеля, чтобы было тихо, и Мэри взяла Томаса, чтобы он не беспокоил ее. Она…
— Она была в серьгах, которые родители подарили ей на восемнадцатилетие, — прервала Эш, напоминая ему.
Брикер уставился на нее непонимающе.
— И?
— Алтея никогда не ложилась в постель в драгоценностях, — тихо сказал Арманд.
— Уильям сказал, что она устала, — указал Брикер, и предложил, — Может быть, она была так измучена, что просто вырубилась, и забыла их снять.
Эш покачала головой.
— Они слишком неудобные. Она бы не забыла.
Брикер фыркнул.
— Я спал с большим количеством смертных женщин, которые оставляли свои серьги в ушах.
— Я уверена, что так и было, — сказала сухо Эш. — Но у большинства смертных проколоты уши, а у большинства бессмертных нет.
— Да, — сказала Ли на вздохе. — Я должна сказать, что это своего рода облом. Я проколола уши, когда была смертной, но после изменения? — Она покачала головой. — Мои уши зажили еще до того момента, как я достала сережки, которые носила, когда изменялась. Я пыталась их опять проколоть, но они просто зажили снова, когда я вытащила из них иголку.
Эш скривилась и кивнула.
— Тебе придется прокалывать их каждый раз, когда ты захочешь одеть серьги, и тебе придется делать это серьгами, которые ты хочешь одеть.
— Нет, спасибо, — сухо сказала Ли.
Эш криво усмехнулась.
— Большинство бессмертных недостаточно мазохисты, чтобы иметь желание — это делать. Как правило, мы носим клипсы, который прикрепляются к мочке уха.
— Звучит неудобно, — пробормотал Люциан, вставая, чтобы налить себе еще кофе.
— Так и есть, — сказала Ли сухо и хмуро посмотрела на него, как будто он был виноват в том, что ей приходилось их носить.
— Прости, любовь моя, — пробормотал Люсциан и наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб.
Хмурый вид Ли тут же исчез.
— Это не твоя вина.
Они обменялись улыбкой, и потом Люциан поцеловал ее снова прежде, чем повернуться, чтобы подойти к кофейнику.
Эш посмотрела на Люциана с любопытством, когда он занял свое место. Это был первый раз, когда она была свидетелем его мягкой стороны. Так он выглядел почти человеком.
Поймав ее, наблюдающей за ним, Люциан поднял бровь.