— Так. Когда?
— Перед его уходом.
— Из-за чего?
— Он хотел, чтоб я выехала.
— Хорошо. Так. Приехал сегодня утром. Пил кофе. Очень расстроенный и…
Она вздыхает, как я бы вздохнул на ее месте.
— Слушай. Рассказывай все, как было. Минус смузи, плюс ссора. Репетиции не требуется.
— Ладно. Значит, теперь, вечером. Теперь, вечером. Я вымою чашки, все, что следует. В трех местах. Теперь: он все время был в перчатках.
— Я знаю.
— Когда будешь убирать в кухне — чтобы ни атома от смузи не…
— Знаю!
Он отходит от нее, шаркает по комнате. Он чует успех, он беспокоен, возбужден, не может стоять на месте. Она не разделяет его настроения, и это еще больше его заводит. Надо дело делать, надо планировать. Он хочет быть где-то там. Но где? То ли мурлычет, то ли напевает уже что-то другое. «Мой голубой рай», «…и с маленьким нас трое». Меня это не успокаивает. Он опять рядом с нами; она окаменела перед окном, но он не чувствует опасности.
— На продажу, — говорит он, прервав пение. — В глубине души я всегда считал, что мы должны назначить цену ниже рыночной, на случай, если нам придется спешно…
— Клод.
Она растягивает имя на две ноты, вторая ниже первой. Предостережение.
Но он гонит свое. Никогда не слышал его таким радостным и таким несимпатичным.
— Он строитель, девелопер. Даже смотреть не хочет. Общая площадь, остальное его не интересует. Разобьет на квартиры, ясно? И наличными…
Она повернулась.
— Ты даже не понимаешь?
— Что?
— Ты в самом деле настолько туп?
Вот он, вопрос. Но Клод тоже переключил тональность. Может говорить угрожающе.
— Послушаем.
— Ты как-то упустил из виду.
— Очевидно.
— Сегодня, всего несколько часов назад.
— Да?
— Я потеряла мужа.
— Неужели!
— Человека, которого я любила когда-то, и он меня любил, который сформировал мою жизнь, придал ей смысл… — У нее сжалось горло, не дает ей продолжать.
Но Клод уже завелся.
— Моя милая маленькая мышка, это ужасно. Потеряла, говоришь. Куда же ты могла его засунуть? Когда он у тебя был последний раз? Ты куда-нибудь, наверно, его положила.
— Прекрати!
— Потеряла! Дай сообразить. Знаю, куда. Сейчас вспомнил. Ты забыла его на шоссе, на обочине, в траве с полным брюхом яда. Как же это мы забыли?
Он мог бы продолжать, но Труди с размаху бьет его по лицу. Это не дамская пощечина, а полновесный удар кулаком, чуть не сорвавший меня со швартовых.
— Ты отравлен злобой, — произносит она с неожиданным спокойствием. — Потому что всегда ревновал.
— Так, так, — говорит Клод чуть более хрипло, чем обычно. — Вот она, голая истина.
— Ты ненавидел брата, потому что не мог быть таким человеком, как он.