Когда выяснилась слабомощность полиции, явилась армия. Сначала пехота, после кавалерия, ожидали артиллерию. Население уменьшилось вполовину, также и жилые строения, буде уже ненужные, были наполовину уничтожены. И когда наконец бойцы поредели или охватила их нежданная трусость, борьба прекратилась. Прекратилась борьба — наступил мир. На свой личный счет я занес смерть дяди, получившего как-то на углу три ножевые раны, и естественную смерть моего отца, который, впрочем, сыграв свою роль в заварушке, вскоре от всего отстранился. А через несколько лет после того, как установился мир, умерла моя мать.
Так как я был единственным наследником, то решил стаи, полновластным хозяином всей своей собственности. Потому именно первое, что я намерился сделать, было разобраться во всей дребедени, которою моя мать украшала дом. За первое я взялся за святых, представлявших всю небесную иерархию, потому что я атеист. Они были печатные, керамические, металлические. Висели в рамках, стояли под стеклянными колпаками, кто с лампадкой, кто без. И в церковных книжках, через лист на следующем. Прикончив поповщину, я принялся за остальное. Особенно меня раздражали все заполонившие вазочки и стая глиняных ласточек на стенке в зале. Я как раз и был там, когда пришла тетка. Она была на материных похоронах, а в дом заявилась выразить свое сочувствие, с воплем обхвативши меня, прежде чем я успел должным образом среагировать. Я занимался чисткой, она же сокрушенно уселась и сказала:
— Что бы там ни было, сынок, а только Господь Бог знает, как я плакала и молилась по твоей матери.
Замолчала. Мне возразить было нечего. Я тоже молчал. Тетка же, воспользовавшись молчанием, говорит:
— Ай!..
Я, как прежде, молчу, потому что говорить мне смыслу нет. Только что-то во мне готовилось к тому, что случилось, потому что, когда случилось, я не удивился. А было вот что:
— Видишь ли, сынок.
Нет, вру. Прежде она сказала:
— Ай!..
И только потом, действительно:
— Видишь ли, сынок, мне надо кое-что спросить у тебя. Ты ведь знаешь, как это было с курицей. Матушка твоя, Господь ее…
Я перебил:
— Тебе нужна курица? Возьми.
Она аж вспыхнула от гнева:
— Не нужна мне она. Твоего мне не нужно. Мне только мое отдай!
И притихла. Сбавила тон:
— Мне нужно только, чтоб ты мне поменял их. У меня она с собою.
И вытащила ее из корзины, водрузив на буфет рядом с другою. Я улыбнулся:
— Забирай обеих.
— Мне твоего не нужно! — сказала снова, опять повышая тон.
Я снова улыбнулся.
— Тогда оставь эту и бери ту.
Она поблагодарила, уже успокоившись, взгляд у нее стал притихший и добрый. Я снял крышку с курицы — набитой печатными образками, нитками, иголками, лоскутками. И начал вытаскивать. Моя тетка неожиданно схватилась руками за живот, поднявши на меня озабоченно глаза.