Однажды, спускаясь к Росио, к этой просторной и пустынной площади, по которой любил бродить, я встретил шедшую мне навстречу Кристину и сопровождавшую ее служанку Лукресию. Кристина была сама важность, сама серьезность, что у нее, конечно, не было результатом данного ей воспитания, цель которого преждевременно сделать из ребенка взрослого. В кремовом пальто и голубом, подвязанном лентами у подбородка берете, она уверенно выступала рядом со служанкой, приветствуя улыбавшихся ей важных дам города, приказчиков, что стояли у магазинов, и землевладельцев в сапогах из телячьей кожи и отложных воротничках без галстука, заколотых золотой булавкой. Кристину все знали.
— Ну что, Кристина! Идешь с урока музыки?
— Нет, не с урока. Моя учительница приходит к нам домой давать урок.
— Тогда где же ты была?
— Навещала Ану, она заболела.
— Заболела?
— Да. Вчера у нее была температура, но сегодня ей лучше.
Ана жила рядом с Росио, и я решил заглянуть к ней. И вот, когда я спрашивал у открывшей мне дверь служанки о здоровье Аны, меня и увидел выходивший из дома Алфредо и уговорил зайти. Жили они в старинном особняке с большим холодным вестибюлем, в глубине которого поднималась лестница с гранитными перилами. Посередине вестибюля, так же как в доме у Моуры, стоял медный горшок — предмет роскоши давно ушедших времен. И опять, как в доме у Моуры и как во многих других домах, увиденных мною в случайно приоткрытую дверь, я ощутил холод далеких времен, холод могил наших предков, мрачное безмолвие пещер, гулкое эхо от кованых сапог сеньоров в морозные зимние утра, первобытную грубость наших пращуров. В небольшом зале с раскрытыми и неплотно зашторенными дверями у камина сидела Ана. Она подняла на меня большие блестящие глаза и, улыбнувшись, обнажила выступающий вперед резец, что придавало ее волнующему облику детскую несовершенность.
— Что же это с вами случилось? — спросил я.
Но розовощекий Алфредо, вытянув вперед руки и раскланиваясь, прервал меня:
— Вот и хорошо, мои друзья. Вот и потолкуйте здесь, в тепле, а я пойду по делам. Дорогой доктор, дорогая Анинья, прощайте, я ушел. Скоро придет Шико.
Я сел на софу напротив Аны. В камине потрескивали дрова, за окном, выходившим в сторону вокзала, виднелся лес белых дымоходных труб, вазоны для цветов почти у каждого дома и обширные, обнесенные железными решетками террасы.
— Ну так?.. — спросил я еще раз. — Гриппуете? Но уже лучше, да?
— А, пустяки. Немного болела голова, чуть поднялась температура. Вот и все. Я, в общем-то, на здоровье не жалуюсь.
— Да, да. А скажите, дона Ана…