Сорванный мной атлас смахнул на пол и сухие розы, лежащие на краю стола. Кто их сюда положил? Хотела поднять одну, но зацепилась взглядом за резную шкатулку. В таких могут хранить ценные бумаги, и я вообразила, что здесь-то и найду вырванные страницы из книги, но снова ошиблась. В шкатулке лежали письма.
Пожелтевшие от времени, хрустящие под пальцами, как пергамент, с расплывающимися чернилами, они пахли тленом и пылью. Я поднесла их поближе к лампе и зашевелила губами, по слогам разбирая невнятные строчки:
«Ваше Сиятельство герцог Мейердорфский и мой отец, – так начиналось одно из них, – хотя Вы и не считаете меня своим сыном, а я никогда ничего не просил у Вас, теперь с болью в сердце вынужден обратиться за Вашей помощью. Моя добрая матушка, Ивонна Мюллер, тяжело больна. Оспа не щадит ни женщин, ни мужчин, ни стариков, ни детей. Моих сбережений, заработанных на мельнице, хватило, чтобы продержаться пару месяцев, но теперь они подходят к концу. Сиятельный отец, я прошу Вашей помощи не безвозмездно. У меня крепкие руки, острый ум и большая выносливость. Я могу чистить конюшни, убирать выгребные ямы, валить лес. Нет такой работы, которую я не смог бы выполнить. Я прошу лишь о небольшом одолжении. Прошу Вас, умоляю, спасите мою матушку! Во имя человеколюбия и следуя заповедям Божиим!
Кланяюсь низко, Ваш любящий сын и покорный слуга Дитер».
И ниже приписано другой рукой:
«Не тебе говорить о Боге, гнусный выродок! Ты должен был сдохнуть во чреве, породившем тебя. Забудь мое имя и никогда не вспоминай или я прикажу выпотрошить тебя, как грязную свинью!
Его Сиятельство Готтлиб, герцог Мейердорфский».
Я вскинула голову и с необъяснимым трепетом поглядела на портреты: мужской, изрезанный ножом, и женский, убранный сухими розами. Герцог и мельничиха. Отец и мать.
– Но почему они завешены полотном? – вполголоса произнесла я. – И почему у нее так напудрены руки?
– Это не пудра, – раздалось за спиной. – Это мука.
Вскрикнув от неожиданности, я обернулась и оказалась лицом к лицу с хозяином замка.
В темном парчовом халате, расшитом серебряными драконами, генерал возвышался надо мной, подобно статуе из черного мрамора.
– Вам запретили входить в эту комнату, – сухо проговорил он. – Почему вы ослушались?
– Я не…
Он хлопнул дверью так, что задрожали стены. Ярость разливалась в воздухе, текла от хозяина замка вместе с восточным, приторно-сладким запахом. Хотелось бежать, вот только куда? Хотелось провалиться сквозь землю, но такими талантами я не обладала.
– Мне надоело терпеть ваши глупости, Мэрион, – медленно сказал генерал, держась одной рукой за стену и перегораживая проход. – Я стерпел ваш побег через окно и выходку во время венчания. Но вы вторглись туда, куда строжайше запретили входить.