Но делать нечего. Лиля уже скинула с ноги туфлю и, ловко вытащив из-под пятки десятирублевку, протянула ее кассирше. Мы протолкались сквозь толпу, и вот…
В парке было прохладно, а здесь — почему-то жарко, хотя веранда открытая. Может, это от ламп так пекло. Гирлянды лампочек были пропущены сквозь ветки лип. Подсвеченные деревья красиво светились. Но мне было не до красоты. Меня подташнивало от волнения и страха. Я потянула Лилю в угол, но она сказала:
— Глупости какие, там весь вечер простоишь, — и вывела меня на самое освещенное место. Мы стояли у всех на виду, так близко к центру, что танцующие задевали нас.
— Со старыми хрычами не ходи. Прижиматься не разрешай. Нетрезвым отказывай, — поучала Лиля. А глаза ее так и бегали по веранде.
Когда начинался танец, она шептала мне: «Это венгерка. Можешь идти спокойно. Это молдаванеска. Мы учили».
— Постой, — говорила я беспомощно. — Я что-то забыла движения. Как начинается?
— Это когда парень тебя перекручивает. Ясно? Ну, под рукой у него проходишь.
— А-а, — вспоминала я, — это когда он на колено становится?
— Ага.
— А почему они не становятся?
— Почему-почему! Стыдно им. Понятно?
Наконец Лилю пригласили. «Слушай музыку», — только и успела шепнуть она. Это на тот случай, если меня тоже пригласят. Я осталась одна. До чего это было неловко — стоять и ждать, когда тебя соизволят пригласить. Я сделала вид, будто вовсе не хочу этого, а просто так смотрю на танцующих. Вообще-то я и на самом деле не хотела и шептала про себя: хоть бы никто не подошел, хоть бы никто не подошел.
Но в жизни все получается наоборот. Я уже не раз убеждалась в этом.
«Вы танцуете?» — услышала я глухой голос.
Мы вошли в круг, и тут я с ужасом обнаружила, что не могу понять, какой это танец. Я посмотрела на пару впереди меня. Они делали какие-то замысловатые фигуры. Неужели бостон? Спина у меня похолодела; между тем мой партнер, не подозревая о моих муках, подхватил меня за талию и стал кружить. Я плохо поддавалась. Я чувствовала, какая у меня несгибаемая талия и как ему трудно поворачивать меня.
— Слушайтесь меня, — шепнул он мягко и еще крепче обхватил мою талию. Я была как в тисках и не знала, куда повернуть голову, чтобы не чувствовать на своем лице его жаркого дыхания.
А музыка, как нарочно, надрывалась и надрывалась. И звуки лились и лились сверху, будоража во мне что-то непонятное и сильное, что-то пугающее, отчего хотелось спрятаться, убежать домой или в школу, к своим учебникам и вообще прежней ясной жизни.
Наконец танец кончился. Парень взял мою руку выше локтя и повел на прежнее место. И опять я чувствовала, как крепко и жарко держит его рука мою. «Что он, в самом деле? Не сбегу же я».