Мы вернулись домой ровно в три часа. К моему и маминому удивлению, Анфисе Николаевне помогал выносить на улицу большой обеденный стол… Федя! А Норд лежал в тенёчке под чинарой. Федя объяснил, что сюда его прислал с запиской наш папа – переждать, пока уляжется шум из-за похищенной утки и нарушения режима. Но он, повздорив с Корнеем Викентичем, твёрдо решил не возвращаться в «Кипарис», а уехать домой вместе с Нордом.
Мама с Анфисой Николаевной, всё время поглядывающей на часы, начали накрывать на стол.
– Послушай, Федя, – сказал я, – ты, выходит дело, решил сбежать и о тебе останется здесь, в «Кипарисе», плохая память? Я сам по себе знаю, что пока не скажешь правду, то на душе будут кошки скрести. Ты уж лучше признайся, и тебя простят.
– Ладно! Ты меня не учи! – сказал Федя. – За утку я уже внёс деньги в бухгалтерию.
– А Геракл? А ваза? А скамейка?..
– Не береди мою душу, сам во всём разберусь…
Стол был накрыт, на нём стояли всякие вкусные вещи, а обедать нас почему-то не приглашали. Анфиса Николаевна в последний момент обнаружила, что, кроме всего прочего, пропала трёхлитровая бутыль с постным маслом, не с магазинным, а с украинским, домашнего приготовления, которое ей привезла с Полтавщины старая знакомая.
Мама хотела послать нас с Федей за постным маслом, но Анфиса Николаевна заправила винегрет сметаной и всё весело восклицала:
– Как же я забыла про масло?! Ведь всё вспомнила, а про него забыла! Стара, мать, стара… Но ты, голубчик, ответишь у меня за всё! Держись!
Я в двух словах рассказал ничего не понимавшему Феде о таинственных исчезновениях из нашего дома разных вещей и с огорода – огурцов.
– Странные дела, – сказал Федя и, вздрогнув, схватил меня за руку.
В калитке показался запыхавшийся Корней Викентич в своей белой шапочке Айболита, а за ним мой папа со свёртком в руках. Корней Викентич подбежал к Феде и сказал:
– Дорогой мой!.. Мы повздорили. Это естественно… Ведь я прав, но мы, извините, не гимназистки – разлучаться навек из-за пустяков. Согласитесь, что за всё вытворенное вами я не мог погладить вас по голове.
– Дело не в этом, – сказал Федя.
– Так вот, знаете, почему я не говорю вам: скатертью дорожка?.. Вы мне нравитесь. Да-с! Я уважаю вас. И верю, что с завтрашнего дня начнёте новую жизнь в «Кипарисе».
– В общем, вы правы! – сказал Федя.
– Ну вот и хорошо, – обрадовался Корней Викентич. – Вы думаете, я не понял мотивов собаки, когда она стянула уточку? Понял! И зря вы кипятитесь!
– Корней Викентич, – сказала, подойдя к нему, наша хозяйка, – о вашем тиранстве отдыхающие уже сложили легенды!