И наконец, как оказалось, последняя часть: четыре жуткие, чёрные, потрясающие, безжалостные произведения. «Груз 200», «Морфий», «Кочегар», «Я тоже хочу»…
В своих лаконичных, скупых интервью Балабанов не раз утверждал, что снимает для себя, и мнение зрителя для него неважно. И первые фильмы действительно были такими: зритель словно бы подглядывал за персонажами «Счастливых дней», «Замка», «Про уродов и людей», мало что понимая, но зато многое чувствуя. «Брат» вообще вызывал эффект документальности. А в «Брате 2», «Войне», «Жмурках», в каком-то не его, не балабановком «Мне не больно» стало очевидно, что зритель режиссёру теперь важен, началось заигрывание с ним юморком, сюжетом, положительностью некоторых персонажей.
Показалось, что Балабанов превратился в качественного, добротного ремесленника, вписался в рамки… Но последние четыре работы выбились из всех рамок (и довольно жёстких рамок) современного российского кинематографа.
Говорят, прочитав сценарий «Груза 200», Евгений Миронов и Сергей Маковецкий отказались принимать участие в съёмках. И слава богу. Алексей Полуян сыграл (вместо Миронова) милиционера-маньяка так, что от одного его взгляда кровь стынет, Леонид Громов сделал профессора Артёма (роль, написанная для Маковецкого) действительно безвольным, бессильным, не верящим ни во что человеком (и никакой искусственности, которую наверняка бы привнёс слишком узнаваемый профессионал Маковецкий)…
Отказ нескольких медийных фигур играть в «Грузе 200» заставил Балабанова пригласить малоизвестных актёров, а то и вовсе не актёров, и эту практику он продолжил в дальнейшем. «Кочегар» и «Я тоже хочу», это уже некое постхудожественное кино. Даже кинокамера здесь кажется лишней…
В «Грузе 200» помимо сгущённой до предела чернухи нашли (и находят) множество ляпов, исторических несоответствий. Меня, помню, больше всего изумило, зачем режиссёр надел на одного из персонажей майку с надписью «СССР». Действие фильма происходит в 1984-м году, а мода на советское в СССР появилась тремя годами позже. Если в 84-м и носили подобные майки, сумки, то на них было написано «USSR». Доставали такие вещи, в основном, у спортсменов, выезжавших за рубеж (часть экипировки), и написанное не по-русски «СССР» казалось действительно крутью.
Впрочем, у многих других критиков претензии были глобальнее: они не верили, что такая история могла действительно произойти в 1984 году. Похищение девушки милиционером, применение табельного оружия в пустяковой ситуации, вскрытие цинкового гроба с погибшим афганцем… Может быть. Хотя, во-первых, именно в 1984-м, после смерти Андропова и пришествия Черненко, в народе стали распространяться подобные, а то и ещё страшнее, истории про банды милиционеров, убивавших водителей на трассах, о бандитах, убивавших милиционеров целыми отделениями, о вагонах, набитых гробами парней из Афгана… Балабанов снял, по ощущению, очень точный фильм о том годе. Озверение, тоска, бессилие, безнадёга… В 84-м стало понятно, что мы, советский народ, гибнем, и никакая, начавшаяся вскоре перестройка, нас уже не спасёт.