Впрочем, когда я остался с Длинным наедине, то сначала разговор пошёл о делах совсем не колдовских. А конкретно - о только что случившейся попытке наезда. Интересовало меня в данной истории по большому счёту только одно: действовала ли эта шушера по собственной инициативе, или же Рамикуитаки решил проверить, как говорят американцы, крепость моих яиц. Увы, Паропе ничем не мог мне помочь. В итоге так и осталось неизвестным - столкнулись мы с самодеятельностью мелких вождей или же за их спинами маячил наш главнокомандующий.
К обеду известие, что Сонаваралинга затеял какое-то мощное колдовство, успело распространиться по всему нашему войску. Так что к тому времени, когда текст и программа грядущего действа окончательно оформились в моей голове, вокруг занимаемого "макаками" участка собралось немало любопытствующих.
Стараясь не обращать внимания на подтягивающуюся публику, я продолжал заниматься подготовкой: при помощи Длинного и назначенных мною добровольцев выровнял площадку примерно десять на пятнадцать метров; затем туда перенесли тела наших погибших товарищей, а по углам соорудили четыре кучи дров высотой в половину человеческого роста. Ещё один костёр приготовили в центре сцены.
Зеваки всё прибывали, числом превысив моих бойцов. Так что пришлось озаботиться выделением мест особо уважаемым зрителям, пожертвовав для этого одной из коротких сторон четырёхугольника. С учётом того, что "трибуны" от сцены, на которой будет происходить действие, отделяло три-четыре метра, удалось в два ряда втиснуть четыре десятка вождей и прочих славных мужей: первый ряд сидел на охапках предусмотрительно натасканной травы, второй стоял за ним. Остальным же желающим посмотреть на то, как будет колдовать Сонаваралинга, оставалось довольствоваться наблюдением из-за голов "макак" и VIP-гостей. Пытающиеся качать права и выражать недовольство утихли после напоминания, что вообще-то действо готовится ради павших и живых воинов отряда, бившегося под моим началом, а не для праздных зевак.
А "макакам" и приравненным к ним хватило места на оставшихся трёх сторонах площадки. Разместились они, правда, в три, местами четыре, ряда: впереди лежали раненные (только совсем уж тяжёлых, которые не приходили в себя, оставили в покое), за ними сидели на траве, третий ряд стоял, а кому и там не хватило места, возвышались на заботливо наваленных и утрамбованных кучах глины и камней.
Наконец, все мои подчинённые заняли полагающиеся им места. Длинный, повинуясь, моему сигналу, поднёс факел и зажёг костёр в центре площадки. Я подошёл к огню, на свободную от трупов середину, во всю тряся куском бамбука, в который были насыпаны твёрдые зелёные ягоды. Грохот, знаменующий начало колдовского обряда заставил публику притихнуть: зеваки успокоились и перестали ссориться из-за удобных для наблюдения мест, а "макаки" и прочие и так особо не шумели, спокойно ожидая, когда же "пану олени" начнёт обещанное колдовство.