В том, что человек, плывущий по Тихому океану, смотрит в бинокль, не было, разумеется, ничего удивительного. Удивило меня, куда именно направил бинокль Сергей Сергеевич: на ходовую рубку. На «Богатыре», правда, это сооружение довольно величественное, высотой с девятиэтажный дом, а то и побольше. Но всё-таки не Монблан, на вершину которого стоило бы наводить сильнейший морской бинокль, чтобы рассмотреть, что там происходит.
Между тем Сергей Сергеевич озадаченно хмыкнул быстро перевел взгляд туда, где океан незаметно переходил в небесный свод. Не отрывая глаз от бинокля, он недоуменно пожал плечами и опять начал рассматривать ходовую рубку.
— Странно, чего они засуетились, — пробормотал он.
— Кто? — спросил я.
— Да там, на мостике. Что-то увидели на горизонте со своей верхотуры, а мне отсюда не видно.
Я взял у него бинокль и посмотрел, что происходит на мостике. Было забавно и странно увидеть в кружке окуляров вдруг стремительно приближенные знакомые лица капитана и вахтенного секонда, как зовут на морском жаргоне второго штурмана, моего хорошего приятеля Володю Кушнеренко. Лица у обоих были озадаченные и озабоченные. Капитан смотрел в бинокль куда-то правее нашего курса. У Володи тоже в руках был бинокль. Он что-то объяснял капитану, беззвучно шевеля губами в окулярах моего бинокля, как на экране немого кино.
Уже само появление капитана в ходовой рубке среди бела дня, при совершенно спокойном и пустынном море было событием необычным. Я посмотрел в бинокль, туда же, куда глядел с таким вниманием капитан, и тоже ничего не увидел, как и Волошин.
— Надо пойти узнать, что такое они там заметили, — озабоченно произнес Сергей Сергеевич, отбирая у меня бинокль. — Чует моё сердце, дело нечисто.
Он зашагал по палубе. Я поспешил за ним.
В общем-то, «посторонним» — а такими наш капитан Аркадий Платонович считал всех, кроме вахтенных, — на мостике появляться запрещалось. Проплававший по всем морям и океанам почти полвека, ой был человеком прекрасной души, деликатным, отзывчивым, Добрым, а на вид даже весьма добродушным полный, круглолицый, лысый, с ленивой походочкой вразвалку. Но ни малейших отступлений от морской дисциплины он не терпел и порядочек на «Богатыре» держал крепко — «как на крейсере», по лаконичному, но выразительному определению Володи Кушнеренко, в недавнем прошлом военного моряка.
Запрещалось, например, выбрасывать окурки за борт, играть на палубе в неположенные часы на гитарах и других инструментах, опаздывать в столовую и свистеть (это уже, видимо, дань морским суевериям: чтобы не накликать непогоду…). Запрещалось ходить по служебным помещениям без рубашек при любой жаре, а на баке появляться раздетыми до трусов. Спать полагалось только в каютах, а не выносить постели на палубы, дабы, как было сказано в капитанском приказе, судно не превратилось в плавучий табор.