– Что это значит? – воскликнула Жанна и попыталась сесть, но Флер ей не позволила. От потери крови Дева сильно ослабла.
– Штурма Парижа не будет, – ответил герцог Алансонский, едва сдерживая гнев. Он посмотрел на ее доспехи, с которых еще не успели смыть кровь, на ее знамя, заляпанное грязью. И вдруг напряженно затих и неестественно спокойным голосом спросил: – Жанна, а где твой меч?
– Мой меч? – Ужас отразился на лице Жанны. – Мой меч! Он был со мной, когда меня ранили, а потом… я не помню…
Герцог Алансонский и Габриэль переглянулись. А затем, не сговариваясь, молча надели доспехи, сели на коней и поскакали к воротам Парижа…
…и пропали в тумане коридора памяти.
– Подожди, что случилось? Ты возвращаешь меня?
– Да, Саймон. Их поиски были тщетны. Больше Габриэль меча не видел. Прости.
– Вот и все, – сказал Саймон, и его собственный голос показался ему грубым и злым. – «Вот так кончается мир – хныканьем, а не взрывом»[7]. Меч не был сломан и не был поврежден. Его не отняли, не похитили, просто потеряли… Какой-нибудь свинопас подобрал его, как сувенир, или тамплиеры быстро прибрали к рукам.
– Саймон…
– Меч потерян, сделка состоялась, и Карл отказался поддерживать военные действия Жанны. А затем она… вот тот момент, когда все пошло не так. Теперь мы это знаем. Игра окончена.
– Что ты имеешь в виду?
Саймон со смешанным чувством горечи и ярости смотрел уже не на юношу, а на молодого мужчину, которого он теперь хорошо знал. Как сильно Габриэль изменился за такое короткое, но насыщенное событиями время! Смуглость загара от работы в поле сменилась бледностью – слишком много времени он проводил в доспехах с опущенным забралом и в палатках за переговорами… а последние несколько месяцев маялся от бездействия. Лицо его приобрело жесткость, ушли открытость и доброта. Но Саймон знал: в его сердце все так же жила безусловная преданность Жанне. И он подозревал, что она там будет жить всегда. Хотя Габриэль должен был сделать то, что Саймон считал невозможным, ему предстояло покинуть Жанну, чтобы продолжить свой род, чтобы много веков спустя Саймон Хэтэуэй вошел в «Анимус» и наблюдал за жизнью своего далекого предка, наблюдал с глубокой симпатией, которой никак от себя не ожидал.
– Мы здесь закончили, не так ли? – спросил он. – Помогите мне выбраться из этой хитроумной машины, пожалуйста.
Казалось, Виктория целую вечность снимала с него шлем. Она смотрела на него с тревогой и любопытством, помогая освободиться из страховочных ремней. Ни на секунду не задерживаясь, он сошел с платформы «Анимуса».