Тот опустил взгляд.
– Иди сюда! – позвал его Богданович, подходя к окну.
Васько подошел к нему.
– Видишь толпу?
– Вижу, Федор Викторович.
– А если видишь, Николай, то должен понимать: сами по себе эти люди не разойдутся. Вот пока они тут кричат, это еще полбеды. Но когда возьмутся за оружие, начнется страшное. Ты был на войне, Николай, ты знаешь, что это такое.
Васько покивал, не поднимая глаз.
– И я не хочу, чтобы война началась на этих улицах и вошла в каждое село, в каждый дом. И сделаю все возможное, чтобы ее предотвратить.
Богданович помолчал и продолжил тише, задушевнее:
– Мне, Николай, умирать не хочется, это я тебе прямо скажу. Еще очень много чего надо сделать… Но и запугать себя не дам. Если кто-то очень хочет меня убить, пусть хочет. Таких много, и от всех, Николай, я не убегу – не заяц.
– Но Федор Викторович…
– Все, Николай Петрович, – возвращаясь за стол, сказал Богданович. – Я решения не меняю. Даже по такой уважительной причине, как звонок товарищей из ГРУ.
Он улыбнулся по-доброму, чтобы ободрить сникшего начальника охраны.
– Ну что ты паникуешь, Николай? У тебя такие ребята опытные… Зонтики раскроют – и иди куда хочешь. Опять же, машины бронированные. Не понимаю, чего ты боишься?
– Эх, Федор Викторович, – отозвался Васько. – За себя я боюсь, что ли? И что с того, что бронированные машины? Вы знаете, какое сейчас оружие? Шарахнут из базуки, и броня не поможет.
– А ты сделай так, чтоб не шарахнули, – улыбаясь, сказал Богданович.
– Вы, Федор Викторович, как ребенок, честное слово! – разозлился Васько, вставая.
– У тебя еще что-нибудь есть? – уже другим тоном спросил Богданович.
– Нет…
– Тогда свободен. У меня много дел.
Федор Викторович склонился над столом и вернулся к своим записям.
Васько посмотрел на его склоненную голову, на широко расставленные руки, вздохнул и тихонько вышел из кабинета.
15 июня, Львовская область, 13.00
Лес был наполнен птичьим пением и пахучими, как травяной отвар, запахами. Солнце стояло в зените, но вниз, во влажные мхи и кудрявые папоротники, почти не доставало, разбрасывая по холмам и впадинам пестрые золотистые узоры.
Роман двигался в темпе бодрого пенсионера-дачника. Но это если позволял ландшафт. А так как в основном ландшафт не позволял, то он полз, как черепаха, медленно переваливаясь через холмы и еще медленнее преодолевая многочисленные логи, рвы, овраги и всякие прочие буераки.
По навигатору выходило, что граница – вот она, рукой подать. А на деле, то есть ножками по земле, сколько Роман рукой не подавал, цели и близко не достиг. Сползание вниз и карабканье вверх отнимали уйму времени и сил. За два часа ходу он прошел – стыдно сказать – каких-то семь километров. И это пока он был относительно свеж.