Наконец бомбежка кончилась. И утром первого августа нас снова вывели во двор. Опять вышел тот же начальник тюрьмы. Все затихли. Трудно себе представить, что может быть такая тишина, когда стоят 800-900 человек. Мне кажется, что одно дыхание производит какой-то шум, что не может быть такой тишины. И всё-таки она была.
Из больницы вывели во двор очень тяжелого астматика, который дышал, как меха. Начальник тюрьмы подошел к этому астматику: "Вас сейчас пристрелить или потом?" Тот смотрит снизу вверх, как будто решается вопрос о какой-то ерунде, как будто до него не доходит, что вопрос стоит о его жизни.
Потом начальник обернулся к этапу и сказал: "Транспорта у нас нет. Дойдет тот, кто дойдет. Протезы - не протезы, все будут идти. Того, кто идти не сможет, - пристрелим. Мы немцам никого не оставим. Так что учтите: вы хозяева своей жизни. Пока - вы".
Нас вывели из Кировограда в 10 часов утра 1 августа. А в два часа дня в Кировограде уже были немцы. Немцы не спешили, Они занимали очередной город и сколько-то дней наводили свои порядки. А в те дни, когда они двигались, они двигались молниеносно. Были ли позади нас какие-то советские войска - я не знаю. Пальбу мы слышали, но никакие отступающие советские части нас не перегоняли. Правда, шли мы очень быстро.
Все было ослепительно залито солнцем. В полдень оно стало невыносимым. Ведь это Украина, август месяц. Было примерно 35 градусов жары. Шло огромное количество людей, и над этой толпой стояло марево пыли, марево. Дышать было не просто нечем, дышать было невозможно. Так как на совсем небольшом расстоянии друг от друга шли конвоиры и у каждого на поводке овчарка, то помимо воли, независимо от сознания, что этим подставляешь под овчарку кого-то другого, каждый стремился в середину колонны. Каждый. Но мешал конвой. Все время оклики: "Не менять мест! Не меняться!"
В руках у каждого был узел. Несла и я свой. Взяла с собой даже телогрейку. Без телогрейки очень трудно прожить заключенному. Это и подушка, и подстилка, и укрытие - всё. Ведь в подавляющем большинстве тюрем нет ни коек, ни матрацев, ни белья.
Но когда мы по этой жаре прошли 30 километров, я свой узел тихонько положила на обочину. Ничего себе не оставила, ни ниточки. Поняла, что мне уже ничего не донести.
Так же поступило огромное большинство женщин. Но те, кто не бросил свои вещи после первых 30 км, бросили их после 130 км. До места никто ничего не донес.
Когда прошли еще 20 км, я сняла туфли и бросила их. Пошла босиком, Я родилась и выросла на Украине и привыкла ходить босиком. Босиком приятно, легко ходить. Но когда идешь босиком по скошенной стерне...