Я даже не могу догадаться, когда это место было построено или как долго оно оставалось заброшенным, но каким-то образом сохранилось несколько оконных стекол, в основном около потолка или основания, где они были частично защищены башней снаружи. Я не могла увидеть их с улицы, потому что они были слишком мутными, слишком темными, чтобы отражать лунный свет. Мрак внешнего вида совпал с замаскированным мраком внутри.
Но здесь я четко вижу окна, блокирующие вид деревьев. Изнутри я вижу все.
Кип стоит у двери, когда я оглядываюсь назад. Его руки скрещены на груди. Он прислоняется к пустому дверному косяку, его лицо скрыто тенью. Каким-то образом я оказываюсь в середине комнаты. Я забылась на мгновение, забыла о беспокойстве. Забыла о страхе.
Я медленно приближаюсь к нему, чувствуя себя немного застенчиво. Он делал грязные вещи с моим телом, и я делала их с ним, но теперь я — просто девушка, которой парень преподнес подарок.
Мгновение я смотрю на свои туфли и мраморный пол под нами, помутневший от времени.
— Не то, чтобы я не оценила, что ты привел меня сюда, но почему?
Из всего, что он мог мне дать. Он мог бы взять меня посмотреть фильм. Мог бы принести мне цветок. Вместо этого он взял меня сюда, зная, что это будет значить больше всего.
Не только почему. Как?
Он не двигается. Не прикасается ко мне. Не взымает плату моим телом, пока нет.
— Я подумал, ты сможешь танцевать здесь, — он кивает на пол. — Как тогда на крыше.
О, но это не похоже на крышу. Здесь нет неровностей, нет ржавых металлических прутьев, торчащих из бетона. Пол не покрыт мелкой галькой, куски которой крошатся под воздействием стихий. Вместо этого под ногами гладкий мрамор — почти неразрушенный пол. Ветер смел все листья. Дождь смыл грязь. Он почти блестит. Не то, что крыша.
Четко увидеть Кипа не получается. Все еще слишком темно, но я могу почти поклясться, что он покраснел. Я удивлена, что он еще знает, как это делается. Это даже не цвет, скорее чувство. Может, его щедрость — это единственное, что я когда-либо почувствую. Его тихое признание того, кем я являюсь и что я такое.
В груди становится слишком тесно, а глаза увлажняются. Я подумываю опуститься на колени и поблагодарить его. Я могла бы сделать ему хорошо.
Вместо этого поднимаюсь на цыпочки и целую его в щеку. Щетина царапает мне губы, но кожа под ней теплая.
— Спасибо.
Затем я оставляю его у двери наблюдать за мной и ждать, пока я танцую, словно здесь больше никого нет. Я начинаю медленно: плие, гранд плие. И на этот раз, когда я растягиваю свое тело в гранд арабеске, я не отдираю от себя нежеланные руки — я тянусь. К нему. К небу за окрашенным потолком, которое смотрит на нас через выбитые окна. Я тянусь ко времени и месту, где мне больше не придется прятаться.