— Так намного проще.
— Может, ты и прошел мимо них, но ты никогда не возьмешь меня. Ты не выйдешь из этой комнаты живым, — пауза, и его тон меняется. — Только, если мы будем работать вместе, как в старые времена. Я знаю, что у тебя есть чувства к девушке. Мы можем это учесть. Можешь забрать ее.
Кип смотрит на меня, и в один ужасный момент я задаюсь вопросом, не согласится ли он с тем мраком, что Байрон планирует сделать со мной. Затем глаза Кипа темнеют от взгляда на рубцы на моей коже, и я знаю, что он никогда не причинит мне вреда. Он здесь, чтобы спасти меня. Но Байрон, должно быть, ожидал, что я отвлеку его, потому что он пользуется возможностью выскочить из ванной и расстрелять обойму.
Кип, отстреливаясь, ныряет вниз, чтобы накрыть мое тело.
Странная вещь пуля: она не чувствуется огнем, когда попадает в тебя. Может быть, я оцепенела от слишком долгого связывания. Вместо огня я чувствую лед. Понимаю, что в меня попали. Пуля вошла в бок.
Будь осторожен, хочется сказать мне. Он сражается нечестно. Так делают все. Байрон, Кип. Даже я.
Я сражалась так грязно, как могла, удерживая Клару подальше от Байрона, сохраняя ее в безопасности, и мне это удалось. Это джунгли, и выживает только сильнейший. Хотя, возможно, теперь я не очень в форме, потому что чувствую, что угасаю. Падаю. Слава Богу, на моих запястьях веревка. В противном случае я ушла бы под землю.
Вместо этого я подвешена, ожидая.
Пули свистят по комнате. Это я могу сказать по взрывам, доносящимся до моих барабанных перепонок. Но Кип загнан в ловушку. Привязана я, но это он в уязвимом положении — прямо передо мной. Он не может спрятаться за кроватью, где он будет в безопасности. Я думаю, он не может даже ворваться в ванную, потому что это оставит меня открытой. Единственное прикрытие — это вторая кровать. Он использует ее, чтобы защитить себя, и стреляет, когда Байрон пытается прицелиться, поэтому вынужден отступить. Хотя, это не продлится долго.
Он бросится под пулю, и в этом будет моя вина. Моя. Я не могу этого допустить.
Я заставляю себя вернуться к настоящему. Прежде я ускользала от него. Боль и шок позволили мне плыть в какой-то другой реальности. Но теперь я полностью чувствую каждый синяк и порез на коже, остро осознавая, как сильно они болят. Я тяну привязанную руку — ничего не происходит. Веревка, может, и ослабла, но она все еще достаточно крепко держит, я не могу освободиться.
Я снова тяну, сильнее, крутясь, так как пули рикошетят от стен. Одна врезается в матрас под мной, ударяясь о пружину с громким щелчком. В любой момент вторая может попасть в Кипа. Он все еще блокирует меня.