– А тик-так, тик-так, тик-так, бжжиии...
– А тик-так, тик-так, тик-так, бжжжии...– подхватили двое других.
Я и сам, стремясь подладиться, хотел повторить эту фразу, но у меня вышло только: «А!..» – вместо остального зубы выбили дробь. (Теперь я вспоминаю об этом с улыбкой: скелетами пугают, а видел ли кто скелет, у которого челюсти от страха ходят ходуном? Но это теперь...)
Не сразу я понял, что их «тик-так» идет в ритме моих сердцебиений. Постепенно они замедляли темп – и мое сердце подчинялось ритму этой фразы! За минуту они свели частоту моего пульса к норме, я успокоился. А затем увидел, что сердца у всех нас четверых бьются одинаково! В один миг сокращаются, начиная с краев, выталкивают кровь вверх и вниз, в артерии, в один миг расслабляются. Никогда я не переживал ничего подобного: я не знал еще ни слова на языке этих людей, пи их имен, минуту назад опасался их, а сейчас испытывал к ним безграничное доверие, чуть ли не родство душ.
Такова сила этой фразы и ритуального приема (возможного, понятно, только у тикитаков). Потом я узнал, что с него у туземцев начинаются любые серьезные общения: беседы, проповеди, обсуждения. А если посреди них возникают споры, разногласия или иная сумятица, прием повторяется до успокоения и взаимопонимания.
После этого медики подвергли меня процедуре, в которой, как мне показалось, сильно злоупотребили моим доверием: повалили па топчан и принялись, поворачивая и переворачивая, сильно щипать в разных местах – с вывертом. Действовали они увлеченно, указывали друг другу места, где надо щипнуть, спешили опередить один другого, толкались,чуть ли не ссорились. Некоторым местам досталось по два-три пребольных щипка. Я чувствовал себя вряд ли лучше, чем во время той атаки акул, едва сдерживался, чтобы не заорать, не вскочить.
Покончив с этим, все трое принялись поглаживать меня, успокаивать той же фразой: «А тик-так, тик-так, тик-так, бжжиии...» – и замедлили ею мои ритмы настолько, что я расслабился, почувствовал сонливость – и уснул.
Утром следующего дня я проснулся здоровым, без жара и хрипов в легких. Исчезли ссадины па теле. Даже лучевая кость в месте сведенного мною перелома уже обволоклась белесым мозолистым телом – признаком надежного срастания. Таковы были эти щипки.
Автора предъявляют академической комиссии. Он поселяется у опекуна. Дерево тиквойя и его плоды. Семейная жизнь автора. Проблема тикитанто. Внутренний монолог тещи и пояснения к нему
Этим утром я был представлен (или, может быть, точнее – предъявлен?) авторитетной комиссии. Коротыш Имельдин, который хлопотал около меня более других, явился первым, придирчиво осмотрел меня, повелительным жестом отправил за ширму на стульчак, чтобы я выглядел