— Как звать тебя, зрящая?
— Не ужель не догадываешься? Поумней ты мне виделась. — И прищурив очи желтые, над невежеством Ольги посмеивается.
— А должна ли?
— Да могла бы. Так и быть назовусь тебе именем. Я Морена*, баба ты глупая.
— Ты Морена? — Бледнеет Ольга. Дурно стало, неужели та самая? Злей которой не сыщется в мире, та, которой деток малых стращают.
— Испугалась? Не стоит, милая, — смеется ведьма заливисто. — Не желаю дурного тебе я.
— Ты звала меня имя выяснить? Али дело какое есть ко мне? — Продолжает Морена насмешливо, испугом девушки упиваясь.
— Есть, да просить теперь боязно. — Ольга шепчет губами от страха белеными. Как могла она с богиней страшной, словно с девкой дворовой общаться?
— Не обижу, проси, ты по нраву мне. От соперницы хочешь избавиться?
— Как узнала ты?… Хотя верно все, ты же видишь всяк больше, чем я думаю. Попросить хочу приготовить настой, что бы разум человеческий мутился. Что бы волю свою навязать под зельем тем можно было, а на утро, кто выпьет его, ничего упомнить не мог. — Все ж на просьбу Ольга решается. Глупо как-то смущаться опосля того, как цветок аленький из под носа Морены скрала.
— Ты действительно этого хочешь? Не боишься, что может последовать? Не простит Берегиня такого, на десятки лет бесплодием накажет.
И смолкает Ольга, задумавшись, стоит ли ревность такого проклятия? Только ведьма сомненья развеивает речью дальнейшей:
— Вижу, если останется девка греческая рядом с Игорем, то родится сын у них, он и будет Русью править.
— Делай зелье! — Княгиня решается, высоко вскинув голову к верху, у неба помощи вымаливает.
— Не сказала я, что коли избавишься от полюбовницы мужа, твой сын князем следующим будет. Может быть, не случиться тебе матерью стать и терзания души напраслиной станут. — Ждет ответа Морена, последний шанс княгине давая, отказаться от затеи скверной. Но ответ твердый слышит:
— Делай. Должно так. — Не позволит Ольга других наследников Игорю, кроме тех, что сама родить сможет. И на все пойдет женщина, в отчаянье своем в угол загнанная.
Получив согласие, Морена вмиг исчезает, с обещанием к утру воротиться. Высоко на метле в небо взмывает, даже духа своего близ Ольги не оставляя.
Занимается рассвет красный, птичьим гомоном землю будя. Слышен бай дружины голосистой, что о чем-то спорят близ терема. Ведьма, как и обещала, с лучом первым, землю облизавшим, появляется. Водрузив на стол Ольге чашу, до краев красным соком наполненную, шепчет слова заветные, что бы миг спустя, княгиню в одиночестве оставить, на зелье заговоренное глядеть, да совестью маяться.