Странное дело: обо всем этом Илья рассказывал спокойно, будто посмеиваясь над прежней своей собственной глупостью: вот, мол, серость наша — вертят тобой, как игрушкой. А Кате от этих спокойных, неторопливых слов становилось вдруг жутковато, и она понимала, что за этим сегодняшним спокойствием Ильи — пережитые страдания, боль и горечь.
— Так-то и получился из меня танцор-кавалер, — невесело усмехался Илья. — Никогда прежде не думал, что этаким ремеслом придется заняться.
Катя не уставала расспрашивать его о Дальнем Востоке и о войне, требовала бесконечных подробностей, так что он однажды даже удивился:
— Зачем тебе все это знать?
— Так, — смутилась Катя. — Просто так. Любопытствую.
Илья с сомнением покачал головой и внимательней обычного поглядел на девушку.
— Ой ли, красавица? Жених, наверное, там? — высказал он догадку. — Солдат?
— Матрос, — опустив голову, чуть слышно прошептала Катя. — Комендор на крейсере «Аврора»…
— Поня-атно…
И еще ожесточеннее начал двигать ногой со щеткой.
Пробовала Катя заговорить с ним о том страшном воскресенье девятого января, которое навсегда перевернуло ее душу, но Илья, как-то странно, будто изучающе посмотрев на девушку, промолчал, а через минуту повел речь совсем о другом.
Случалось несколько раз, что Илья провожал Катю домой, хотя им было не совсем по пути. Катя предлагала помочь ему нести ведро с остатками мастики, но он испуганно восклицал:
— Что ты, девица-красавица! Я еще и сам не слабосильный.
И мрачнел почему-то.
Невский шумел веселыми голосами бесчисленных прохожих, был наполнен звоном конки, цокотом сытых извозчичьих рысаков; ярко сияли витрины, доносилась откуда-то музыка — ничто не напоминало о том, что где-то идет война. И только этот однорукий солдат, никому не уступавший дороги, был как бы живым ее укором сытому, довольному проспекту. Может, поэтому прохожие испуганно сторонились Ильи…
Совсем так же, как когда-то с Акимом, они весь путь почти ни о чем не говорили, и Катя была благодарна ему за это молчание, будившее в ней дорогие сердцу воспоминания. Возле ее калитки Илья торопливо прощался и уходил не оглядываясь.
И лишь один раз — это уж совсем недавно — Илья, остановись около знакомой калитки, сказал глуховато, глядя куда-то в сторону:
— А что, Катюша, пошла бы ты за меня… За такого, однорукого?
Катя подняла на него испуганный взгляд: этого вопроса она боялась больше всего, хотя уже давно начинала смутно предчувствовать, что он рано или поздно будет задан.
— А как же Аким? — растерянно спросила она. — Илья, милый, не сердитесь: дело совсем не в вашей руке… Я очень… очень люблю Акима…