— Я с тобой.
Юрий кивнул. Вообще-то при разговоре с Пчелкой Катя была лишней — бандерша женщин не особо жаловала и при них не разговаривала о серьезных вещах, да и Катя могла отбиться хоть от десятерых, так что, по всему, лучше ей было остаться дома. Но Головчухин тоже был не ребенок — а вон как оно… Нет, пусть лучше Катя будет с ним!
Выйдя из дома, они поймали такси, и Юрий, назвав адрес, приказал таксисту:
— Гони! Плачу двойной счетчик.
— Что, куда-то опаздываете, товарищ?
Юрий кивнул и про себя подумал: «Только вот не опоздать бы!..»
Благо, была ночь — машина мчалась по Москве на предельной скорости. Только по дороге он вспомнил, что не захватил для Пчелки ее любимый ликер «Бенедиктин» — глядишь, она из-за этого снова раскапризничается.
«Если доживет», — непроизвольно подумал он и сказал таксисту:
— Можно еще быстрее?
Пчелка жила на окраине Москвы, в роскошной двухэтажной вилле в престижном дачном поселке. В действительности эта вилла была борделем для самых высокопоставленных клиентов. Дорога, которая обычно занимала не менее полутора часов, при такой езде не отняла и сорока минут. Однако чем ближе была ее вилла, тем отчетливее Юрий чувствовал недоброе.
* * *
Без звонка они с Катей вошли в дом. Входная дверь виллы была почему-то не заперта, что не на шутку настораживало. И охранники не встречали на пороге. «Не успел…» — обреченно подумал Васильцев, быстро проходя через просторный холл.
Со второго этажа раздавались звуки ругани и увесистых шлепков. Они бросились туда и застали сцену, которая при других обстоятельствах могла бы показаться даже забавной. В гостиной стояли навытяжку два мордоворота-охранника, а сухонькая старушка, восьмидесятилетняя мать Пчелки, изо всех сил лупцевала их по откормленным щекам и, захлебываясь слезами, приговаривала:
— Не уберегли!.. Крошку мою не уберегли!.. Красавицу мою!.. Мало вам платили, гады?.. Мало себе рожи отъели, засранцы, на ее харчах?.. А вы не уберегли, не уберегли, говнюки!.. — При каждом слове она отвешивала по хорошей пощечине. Пощечины следовали с такой частотой и звучали так хлестко, что казалось, здесь полощут белье.
Когда старушка немного выдохлась и на миг перестала их лупцевать, один из охранников, с белыми, как у альбиноса, волосами, проныл жалостно:
— Так ить у самой двери стояли, не отходя, вот ей-ей…
— А из комнаты она ж сама нас выгнала, — вставил другой, чернявый. — И на засов заперлась… Кто ж знал?..
Старушенция после этих его слов обрела новые силы и стала хлестать по их бульдожьим рожам с удвоенной частотой.
— Кто знал?.. Кто знал?.. Вам за что, дармоедам, деньги плотят? Чтоб знать?.. Вам плотят — чтоб охранять!.. А вы — не уберегли!.. Перерезать вас, как боровов!..