Он весело осмотрелся. Видел он все сразу, но пристально вглядываться мог только в то, что лежало впереди. Почему впереди? Да, потому, что Он так решил: впереди, это то, что он хорошо видит, а сзади, то, что размыто и вызывает желание обернуться. Он не хотел больше глубоко задумываться над не имеющими смысла словами, Он просто впитывал в себя окружающий мир. И мир откликнулся, с него словно сдернули покрывало. Чем больше Он всматривался в бесчисленные гирлянды звездных спиралей, тем больше замечал, что пространство вокруг них неоднородно. Неуловимо в нем присутствовал некий след правильного рисунка или даже чертежа. Отблески звездного света то там, то здесь преломлялись на гранях пространства, и это было красиво и захватывающе. Он восхищенно застыл в немом почтении к открывшейся картине и чем больше смотрелся в нее, тем больше поражался. Беспорядочные грани скрывали неведомые глубины пространства, и они вовсе не были беспорядочными, они хранили в себе некий замысел, замысел создателя. За ними скрывались новые миры, новые вселенные и Он почувствовал, что туда можно пройти, что в них можно плутать бесконечно долго, до скончания времен.
— Господи, как же красиво!, — мысленно вскричал Он.
И тут же вселенная вокруг вздрогнула, словно по ней прошла неуловимая взору волна, безжалостно смывая эту глубину пространства, пряча ее завораживающе красивую, но излишнюю наготу, свидетелем которой Он случайно оказался. Опять вокруг него равнодушно и величественно простиралась пустота и звезды.
— Уф, наваждение какое-то, — он облегченно вздохнул, вернее, попытался сделать это, и тут же с удивлением стал вспоминать, а что, собственно, Он пытался сделать?
Помучившись некоторое время он оставил очередные бесполезные и изнурительные попытки самоанализа.
— Все это очень красиво, но не висеть же мне здесь вечно?! Пусть даже в качестве центра вселенной, мне это совсем не нравится. Как бы мне научится движению?
В глубине его души росла уверенность, что он знает, как это делать, надо только вспомнить. Его внимание привлекла яркая и крупная звезда. Вокруг все звезды мерцали россыпью точек, а эта сияла ярким пятном света. Чем больше Он всматривался в нее, тем большим великолепием она его одаривала, маня его взор то золотом, то раскаленным железом, то холодом ослепительного белого сияния. Ему так хотелось приблизиться к ней, окунуться в ласковые языки ее огня. Почему-то Он был уверен, что они будут непременно ласковыми.
— Так, надо сосредоточится! Мне же рассказывали, что надо не пытаться двигаться, а просто делать движение.