Так же поступила и Алиса на той пошедшей вразнос атомной станции. Не могла не понимать опасности. Но не могла и не войти в реакторную комнату и опустить графитовые стержни практически вручную. Второй патрон 12 калибра отработал так, как и было задумано — перебил шею последнему из «великолепной семерки», бросил его назад, оставив голову болтаться на похожих на мочалку остатках позвоночника и кожи.
И даже после всего этого Алика все равно не получила шанса выбраться. Вместо этого она получила медную оболочечную пулю прямо в сердце.
«Слишком глубоко мы завязли в этом дерьме».
Стрельба закончилась, потому что все стрелки выбыли из игры, но игра все еще продолжалась — на доске оставались фигуры.
Я повернулся к доктору, продолжавшему сжимать в руках бесчувственную Изабеллу.
— Я не виноват… — пролепетал он. — Против тебя лично я ничего не имею. Но я… я профессионал, я должен был… несмотря ни на что…
— Да, — сказал я. Одно и то же. Всегда одно и то же.
— Ты должен понять, это же и в самом деле могло стать революцией в науке… человек, имеющий возможность напрямую обращаться к…
— Заткнись.
— Не убивайте меня, пожалуйста, мистер Ленарт… Алекс…
— Заткнись!
Он замолчал, как отрезало. Я отложил бесполезный дробовик.
В чем заключается правда? Каким образом найти гарантированно справедливый выход? Вот это вопрос. Мутный, словно речная вода поздним летом. Правда — самое запутанное понятие на земле. Хуже него в этом смысле, наверное, только бог. Впрочем, в нынешнем свихнувшемся мире каждый психопат мнит себя как минимум Всевышним, и не мое дело разубеждать его в этом вопросе.
— Пошел к черту.
— Что?
— Убирайся отсюда. С ла чика эрмоса или без нее, мне плевать. Оставь меня одного. И быстро.
Он поднялся. Несколько секунд, дергая щекой, смотрел на Изабеллу, но, наверное, решил, что она слишком тяжела. А перед ним была долгая дорога.
— Вот в этом и есть разница, доктор, — сказал я. — Мы тянули друг друга даже тогда, когда проще было сдохнуть.
— А?
— Пристрелю к чертовой матери, если не исчезнешь сейчас же.
Он принялся поворачиваться — уже куда более осмысленно. Но тут за спиной обнаружился кто-то из черных — кажется, Милостивец, и доктор снова остолбенел. На этот раз он его видел, сомнений не было.
— А-ва…
— Ты мне надоел, — черный одним движением свернул Химмелю шею и обернулся ко мне. — А ты… стал куда интересней, чем раньше. Мистеру Свету это понравится.
— Понятия не имею, о чем ты.
— Что тут непонятного? Отстойник, в котором мы находимся, это вроде оранжереи для всяких ублюдков. Бездарные остаются тут навечно, но таланты… таланты постепенно дозревают и становятся тем, кого мистер Свет может использовать. Идеальные инструменты.