– Встань на колени там. – Он указал на одну из конструкций, которую собирался использовать в ближайшем времени.
Девушка, опять без слов, подошла и опустилась на пол, подняв на него глаза и положив ладони на бедра, дожидаясь следующих указаний. Внутри шевельнулось смутное недовольство, добавив остроты перца в обуревавшие его эмоции. Она слишком послушная, нехорошо. Он хотел наказать ее, хотел увидеть красные полоски на этой нежной коже и, может, даже капельки крови. Ничего, один повод у него все же есть.
– Раздвинь ноги, – отдал он следующий приказ, начав неторопливо снимать свою одежду – на белой рубашке могут быть заметны следы, чего ему бы не хотелось.
Чем меньше внимания он привлечет, тем лучше. Оправдываться и объяснять что-то кому-то Каратель не желал, даже прикрываясь заданием. Слишком рискованно… Игрушка послушно раздвинула колени. Он шумно вздохнул, разглядывая темные кудряшки над средоточием всех его непристойных мыслей, – а ведь там никто еще не бывал. В паху болезненно запульсировало, член налился кровью, и штаны стали тесными и неудобными.
– Шире, – чуть охрипшим голосом потребовал он, облизнувшись.
Она подчинилась, и розовые створки чуть разошлись, показывая нежную, беззащитную плоть. Немедленно захотелось прикоснуться, погладить, а потом распластать ее прямо на этом холодном каменном полу и резко войти до самого конца в тугую, шелковистую глубину. Сорвать с губ болезненный вскрик, ощутить, как она напрягается под ним в безуспешной попытке вытолкнуть. Схватить ее волосы, намотать на кулак, заставив выгнуться сильнее, и толкаться до упора, пока горячая волна наслаждения не накроет с головой, а игрушка не обмякнет покорно, позволяя делать с собой все, что он захочет…
Но сначала – наказать. Так, чтобы запомнила боль. Сегодня наслаждение будет получать он один, а куколка не заслужила. Чужая злость радостно взвыла, раскинув кожистые крылья, рванулась по телу царапучими плетьми, побуждая поскорее приступить, показать, кто здесь хозяин. Каратель отбросил небрежным жестом рубашку, оставшись в одних штанах – от обуви он тоже избавился и стоял босиком. Камни пола приятно холодили, ему нравился контраст между огнем, сжигавшим его тело, и прохладой, ласкавшей ступни. Он медленно подошел, остановился перед куколкой и приподнял ее голову за подбородок, едва удержавшись от желания размахнуться и отвесить ей пощечину, разбить эту фарфоровую маску отстраненности на ее лице. Он жаждал эмоций, ее эмоций. Что ж, если она не удовлетворит его желаний, есть еще один повод наказать, и посильнее, чем за ослушание утром.