В иудейско-христианском загробном мире таких распределителей два. Первый Данилюк уже видел и даже пытался пройти — на Небесах, у святого Петра. Однако есть и другой — совершенно противоположный.
Предварительное распределение проводится еще заочно. Если дух по результату колеблется между Чистилищем и Раем, его окончательную судьбу решает святой Петр. Если же между Чистилищем и Адом — вот здесь, на заседании оперативной адской тройки.
Данилюк и Стефания сдали своих клиентов приставам, но уходить не уходили. Им полагалось присутствовать и, возможно, дать свидетельские показания. Так что они тихо сидели в уголке, на стульчиках для зрителей.
А доставленные грешники устроились на скамье подсудимых. Все пятеро дрожали и нервничали, не отрывая взглядов от судей на трибуне. Те еще не начали заседание — изучали пока что бумаги, перебирали досье, негромко переговаривались.
Адская тройка логичным образом состояла из трех демонов. Во главе сидел дьявол пятого ранга — заседатель. Очень жирный, со свинячьим рылом и бульдожьими щеками. На дрожащего грешника он не смотрел вовсе — безучастно таращился мимо него, мерно двигая челюстями.
По бокам восседали два демона третьего ранга — регистраторы. Справа — дьяволица в очках, похожая на чопорную библиотекаршу, слева — совсем молодой, вертлявый чертик с толстой папкой. Дьяволица монотонно перечисляла грехи таксиста, чертик все записывал и подсчитывал.
Присутствовал также сторонний наблюдатель — некий бесцветный дух, лицо которого расплывалось в тумане. Кажется, Данилюк встречал похожих типов в Загробье, но поручиться не мог.
— Я так понимаю, у вас таких троек много? — негромко спросил у Стефании Данилюк.
— Море разливанное, — ответила та. — Это в Раю сплошь бездельники, а у нас каждый черт при деле, никто не отлынивает.
— Трудяги, — хмыкнул Данилюк. — А заседания долго длятся?
— Как повезет. Но я бы на твоем месте воспользовалась моментом и вздремнула.
Данилюк и в самом деле чувствовал странную сонливость. Атмосфера в зале заседаний царила просто одуряющая. Густой воздух можно было резать ножом, под потолком противно жужжала муха, а в окна лился красноватый свет.
Первым перед судом предстал погибший в автокатастрофе. Елизаров Леонид Максимович, тридцати двух лет, русский, работал таксистом. Его вызвали на середину и стали рассматривать, как рассматривают блох под микроскопом.
Всю жизнь бедолаги, все существование от колыбели до могилы сейчас выставили на общее обозрение и безжалостно потрошили. Причем с абсолютным равнодушием — тройка явно плевать хотела и на него, и на все его поступки. Его многочисленные грехи и куда менее многочисленные добродетели для них были просто строчками в ведомости, цифрами в формулярах.