Однажды днём Саша просит меня посидеть с ней, пока разговаривает по скайпу с мамой. Это грандиозное событие. Она собирается открыться ей. Лиз сидит перед камерой старого компьютера на кухне, нервно уставившись в него, и явно думает, у нас плохие новости.
Я не могу осуждать её.
У Саши очень серьёзное лицо, будто она собирается признаться в убийстве. Мне ещё предстоит многое сделать, чтобы показать подруге, что ей не нужно стыдиться того, кто она есть.
— Привет, девочки, вы хорошо выглядите, — говорит Лиз, беспокойно двигаясь из стороны в сторону на стуле.
— Спасибо, Лиз, — говорю я, пытаясь казаться настолько весёлой, насколько это возможно, чтобы свести на нет мрачное настроение Саши.
— Мама, — хрипит Саша, — я кое-что должна рассказать тебе.
Знаете, Саша действительно делает над собой усилие, когда называет свою мать «мамой», а не по имени.
— Что такое? — тихо и немного взволнованно спрашивает Лиз.
Несмотря на то, что Лиз и моя мама лучшие подруги, они совершенно разные. Лиз легкомысленная и не умеет скрывать свои чувства, в то время как моя мама «эмоционально недоразвитая». Она говорит отчасти прямолинейно и, по сути. Знаю, она любит меня, просто не способна показать это обычным способом. Вместо того, чтобы обнять меня, как это часто делала моя бабушка Пенни, мама сурово похлопает меня по плечу или молчаливо кивнёт в знак одобрения.
Издав глубокий вздох, Саша прямо выдает.
— Я лесбиянка.
Лиз удивлённо кашляет.
— Что это было, милая?
Саша начинает молоть вздор, теребя край футболки.
— Я пытаюсь быть нормальной и просто рассказать людям, поэтому сейчас я говорю тебе, мама. Я — лесбиянка, и мне нравятся девушки.
— Ох, — говорит Лиз, широко раскрывая глаза и кивая головой. — Право, — слабая улыбка появляется на её губах, и она смеется. — Ради Бога, Саш, я думала, что ты собираешься сказать мне, что тебя обвиняют в вооруженном ограблении. Это замечательно. Я рада, что ты рассказала мне. Честно говоря, я всегда подозревала, что это так.
Саша возмущённо вскидывает руки, и я заливаюсь смехом.
— Чёрт побери, все уже знают?
— Саша, поменьше чертыхайся, пожалуйста, — говорит Лиз, кривя губы с отвращением.
— Ой, да ладно, ты не можешь ругать меня за это, ведь потом пойдёшь и сама это произнесёшь, — с юмором говорит Саша.— Никакие добавления не делают это неожиданно целомудренным.
И вроде бы всё снова нормально. Мы болтаем с Лиз ещё час или около того. Когда «всплывает» вопрос о том, чтобы рассказать об этом отцу, я ожидаю, что Саша отмахнётся от него, но к удивлению, девушка не делает этого. Она прямо садится и сообщает нам, что собирается рассказать ему в следующее воскресенье, когда пойдёт к нему на ужин. Саша также заставляет меня пообещать, что я пойду с ней для моральной поддержки, а я отвечаю, что буду рада.