Я заканчиваю историю лёгким взмахом руки.
Роберт начинает хихикать.
— Ты обосрала меня?
Я пожимаю плечами.
— Ты всегда любил себя больше, чем остальных.
— Что ж, это, безусловно, было оскорбление, хотя я согласен с частью о красивом молодом человеке, — коварно улыбается он мне.
— Я просто базируюсь на том, что знаю о тебе, — смущённо добавляю я.
Резко Роб становится серьёзным.
— Ты не знала меня целых шесть лет, Лана. Я больше не тот упрямый подросток.
Я тяжело дышу.
— Хорошо, признаю, ты не такой плохой, каким был раньше. Из того, что я могу сказать — ты повзрослел.
Роб игнорирует меня и спрашивает:
— Как ты узнала обо всех этих вещах: богах и богинях?
Я вытираю его руку.
— Это то, что я изучаю в докторантуре: древнегреческую мифологию.
Это, кажется, его забавляет.
— И чем же занимается человек с такой квалификацией?
— Много всего. Я хочу читать лекции и писать книги на эту тему. Хотя это и займёт кучу времени, в конечном итоге я этого добьюсь.
Роберт корчит рожицу.
— Я никогда не был фанатом учёных. Предпочитаю выделиться в мире и сделать что-то над собой.
Медленно я начинаю завязывать его руку.
— Ну, думаю, мы все хотим разных вещей от жизни.
— Так, о чём будет твоя диссертация? Пожалуйста, скажи, что о сексе между богами. Мне бы хотелось увидеть, как ты это будешь представлять.
Я поднимаю брови.
— Хм... почему?
— О, ну же, это было бы весело. Кто-то застенчивый как ты, говорит о похотливых богах и о том, как они любили забавляться. Я помню, как видел фреску в Британском музее спортсмена с огромной эрекцией. Да, там половина вещей были абсолютной порнографией. — Он надувает губы, словно обижается, но я слишком хорошо знаю Роберта, и вряд ли его ранят несколько неприличных фресок.
Я хохочу. Наконец, успокоившись, я говорю:
— Это, вероятно, был Приап — бог плодородия. Отсюда пошло слово «приапизм». Ну, когда мужская... эм... штука... не хочет опускаться.
Тут Роберт выпускает восхищённый смешок.
— Его штука? Ты когда-нибудь видела мужскую штуку во плоти, Лана?
Я смотрю на него предупреждающим взглядом, и он останавливается.
— Признаю, секс занимает большую часть мифов, — продолжаю я. — У этих греков действительно были очень грязные мыслишки. Но, нет, ты будешь разочарован, я не буду писать диссертацию на эту тему. Вообще-то, я ещё не решила что выбрать. У меня есть несколько идей, которые одобрил мой научный руководитель, но не знаю, ни одна из них не ощущается... правильной. Это расстраивает, потому что я чувствую, что хочу написать о том, что вертится у меня на языке. Иногда мне почти удаётся это уловить, но затем я снова это теряю. Ты понимаешь, о чём я?