Витька боялся пошевелиться. Боялся даже вздохнуть на полную грудь — все ж знают, какой у медведей замечательный слух. Эх, и зачем он согласился сторожить?
А медведь чувствовал себя в дедовом садике хозяином. Он степенно похаживал меж черешен, привставал на цыпочки, нагибал ветки одну за другой…
— Вкуснота! — вдруг сказал медведь.
И от того голоса Витьку мигом покинули все страхи. Да это же не медведь, это Илья Муровец!
Витька поднялся на локоть и следил, как ходит под черешнями Муровец, как тяжко подпрыгивает, пытаясь достать ветку — и ему почему-то стало жаль этого славного великана. Ну, не совсем жаль, а так, немного… У каждого человека, видимо, есть свои слабинки.
У Витька они тоже были. И назывались его слабинки киевской помадкой. Изредка те конфеты, похожие на розовые, голубые, зеленоватые грибные шапки, привозили в их Вороновку из райцентра. И тогда Витька был готов стоять под дверями магазина хоть с утра до вечера. Зря, что мама говорила, будто конфеты вредны для зубов.
Оказывается, такие слабинки есть и у взрослых. Даже у Ильи Муровца. И называются его слабинки черешнями.
Однако какие ж это черешни снизу? Никакого вкуса сравнительно с теми, что на вершке. Надо обязательно помочь такому славному человеку!
Витька соскользнул с копенки сена. Тогда перебрался через перелаз в огород деда Овсея, подошел сзади к Муровцу и спросил:
— Что же вы снизу рвете? Там же…
И тут случилось непредвиденное. Никем еще не побежденный великан вдруг ойкнул, на миг пригнулся, будто ожидая удара, тогда прыгнул в сторону, как вспугнутый заяц. Только в отличие от зайца, под его ногами качнулась земля.
— Ну, Мирко, ну, шельмец… — тихо молвил Муровец, держась рукой за сердце — еще ни один полынец меня так не пугал, как ты. Я ж думал, что это дед Овсей… Разве ж так можно?
А Витька не мог даже слова сказать. Его аж трясло от смеха. Он лишь попискивал и держался за живот. Вот так Муровец, вот так непобедимый!
— Ты — что? — спросил Муровец.
— Но вы… как вы прыгали… — едва выжал из себя Витька — как заяц…
За какой-то миг к Витькиному повизгиванию добавился отдаленный вертолетный рокот. То смеялся Илья Муровец.
— Тогда я вам лучше с верхушки нарву — отсмеявшись сказал Витька.
— Ага, нарви — согласился Муровец — я уж боюсь к тем веткам даже касаться. Чуть что — сразу ломается.
И Витька без всякого зазрения совести полез на верхушку черешни. Не обеднеет же дед Овсей от какой-то горсти ягод! Правда, и горсть оказалась размером с Витькину пазуху.
И за каких-то полчаса Илья Муровец, удобно уложившись под копенкой сена, бросал в рот черешенку за черешенкой и радовался как мальчишка.