Однако, бросив взгляд на наш экипаж, он заметил под красными колпаками, украшавшими головы каторжников, несколько характерных типов. Он философски покорился своей участи и, сделав нашим новым слугам знак не двигаться, принес на берег стул, а затем, взяв карандаш и бумагу, начал зарисовывать лодку и ее ужасный экипаж.
В самом деле, каждый из двенадцати человек, сидевших в лодке, спокойных, смирных, покорных, ждавших наших указаний и пытавшихся их предупредить, совершил какое-нибудь преступление: одни были ворами, другие — поджигателями, третьи — убийцами.
Все они прошли через жернова человеческого правосудия. Это были опустившиеся, заклейменные и отвергнутые обществом существа; это уже были даже не люди, а вещи: вместо имен у них были только номера.
Собранные вместе, они составляли одно целое, нечто постыдное, называемое каторгой.
Определенно комендант порта сделал мне необычный подарок.
И тем не менее, я был не прочь посмотреть поближе на этих людей, одно звание которых, произнесенное в гостиной, вызывает ужас.
Я подошел к ним; они встали все как один и сняли колпаки.
Эта покорность меня тронула.
— Друзья, — сказал я им, — вы знаете, что комендант порта передал вас в мое распоряжение на все время, пока я нахожусь в Тулоне?
Никто из них не отозвался ни словом, ни жестом.
Можно было подумать, что я говорил с каменными истуканами.
— Надеюсь, — продолжал я, — что буду доволен вами; что же касается вас, то будьте уверены, мною вы останетесь довольны.
Опять молчание.
Я понял, что таковы законы дисциплины.
Вынув из кармана несколько монет, я предложил им выпить за мое здоровье; но ни одна рука не протянулась, чтобы их взять.
— Им запрещено что-либо получать, — сказал мне надсмотрщик.
— Почему же? — спросил я.
— Они не могут иметь при себе деньги.
— А вы, — сказал я, — вы не вправе позволить им выпить стаканчик вина, пока мы соберемся?
— О, это можно.
— Ну что ж! Прикажите принести обед из кабачка форта, а я заплачу.
— Говорил же я коменданту, — сказал надсмотрщик, одним движением кивая головой и пожимая плечами, — говорил ему, что вы мне их избалуете… Ну ладно уж, раз они в вашем распоряжении, пусть делают то, что вы хотите… Ну-ка, Габриель… быстренько до форта Ламальг… Хлеба, вина и кусок сыра.
— Я на каторге нахожусь, чтобы работать, а не для того, чтобы выполнять ваши поручения, — ответил тот, кому был адресован приказ.
— О, это справедливо, я забыл, что ты слишком важная персона для этого, господин ученый, но ведь речь шла как о твоем обеде, так и об обеде для остальных…
— Я съел похлебку и не голоден, — ответил каторжник.