На самом-то деле вопреки весьма распространенному мнению в данное учебное заведение поступают в основном благодаря своим способностям. Однако преодолеть инерцию мышления трудно, и школьные друзья не верили в то, что такое бывает.
-- Не может быть, чтобы папа тебя не подстраховал! -- безапелляционно заявила ей Каролина Боберова, и во взгляде ее светилось понимание.
-- В этом не было необходимости, -- возразила Таня. -- Он помогал мне готовиться, а потому был уверен, что я и сама справлюсь. Я, конечно, очень волновалась, но тоже была уверена...
-- Ой, да брось ты! -- даже не дослушав, отмахнулась Каролина. Она-то не считала нужным скрывать, что ее подстраховывала мама.
-- Никто даже не знал, что дочь Головина поступает в этом году, -- предприняла еще одну попытку Таня. -- В конце концов, у меня другая фамилия и даже отчество Алексеевна, а не Николаевна!
-- О-ой! -- опять отмахнулась Каролина.
Красноречивость как боберовской интонации, так и ее жеста отбила у Тани всякую охоту что-либо еще объяснять. Да и что такой скажешь?
Между тем Николай Николаевич действительно никому не стал говорить о том, что поступает его дочь. Бог его знает, хранил бы он молчание или нет, если бы в состав экзаменационной комиссии не входила его давняя идейная противница. В принципе данное обстоятельство едва ли могло сыграть какую-то существенную роль, поскольку Таня была отлично подготовлена. С другой стороны, возникал вопрос: стоит ли вообще вмешиваться, коль скоро она и сама может справиться? По здравом размышлении Николай Николаевич решил, что, пожалуй, не стоит.
Таня в самом деле справилась. Более того, она попросила отца и впредь держать нейтралитет, хотя прекрасно понимала, что в столь узком профессиональном кругу совершенно невозможно долго утаивать шило в мешке. Стремление дочери к самостоятельности, конечно же, вступало порой в противоречие с законной родительской гордостью Николая Николаевича, однако обещанный нейтралитет он стойко хранил.
Войдя в квартиру, Таня сразу почувствовала весьма аппетитные запахи, доносившиеся из кухни. И пусть это жарились всего лишь купленные утром полуфабрикаты, она так проголодалась, что готова была признать их венцом кулинарного искусства.
-- Привет, Стаська! -- весело пророкотал отец, появляясь из кухни с деревянной лопаткой в руке. -- Слушай, ну и жара сегодня!
Шорты, майка и собранные в пучок волосы Николая Николаевича живо напомнили Тане вчерашний рассказ Захарова. Ее лицо осветилось радостной улыбкой.
-- Привет, папочка! -- Скинув босоножки, она сунула ноги в изящные шлепанцы на каблучках, которые лишь условно могли называться домашними.