Собор памяти (Данн) - страница 242

   — Твои записи похитил я.

   — Я так и понял, — сказал Леонардо.

Калиф с весёлым видом поправил его арабское произношение. Потом он наклонился к Леонардо, и настроение его резко изменилось. Лицо стало суровым, почти сердитым; и Леонардо не смог удержаться от мысли, что он неплохой актёр — или безумец.

   — Мой Деватдар доложил, что на вас напали, — сказал калиф, — и что моя родственница в плену.

   — Ваша родственница?

   — Айше, хоть она и шлюха, — сказал калиф, но наклонился при этом к Леонардо так низко, что расслышать его могли только те, кто сидел ближе всех. Леонардо был поражён: как может женщина королевской крови стать рабыней подданного, каким бы высокопоставленным тот ни был? Впрочем, вероятно, тут нечему было удивляться. Калиф когда-то и сам был рабом.

Лицо Деватдара горело; он сидел рядом с калифом и смотрел прямо перед собой, словно сосредоточась на какой-то отдалённой точке.

   — И я узнал, что твой юный друг был убит, — продолжал калиф; он пристально смотрел на Леонардо, явно желая увидеть его реакцию.

Леонардо будто оглушили.

   — Вы наверняка знаете, что Никколо мёртв?

Деватдара явно потрясло, что Леонардо осмелился задать вопрос калифу.

   — Я отправился в пределы империи и предстал перед самим великим визирем с посланием от моего калифа, чтобы просить об их возвращении. — Деватдар не смотрел в глаза Леонардо, которого охватило знакомое оцепенение скорби, словно щит, которым он заслонялся от горя.

Никколо...

Бенедетто Деи, понявший довольно, чтобы уяснить, что Никколо умер, коснулся его руки; но Леонардо невольно отдёрнул её.

   — Ты сомневаешься? — спросил калиф у Леонардо. Это была угроза — стражи-мамлюки насторожились, готовые по его слову прикончить Леонардо.

   — Нет, повелитель, я не сомневаюсь в тебе, прости, — проговорил Леонардо, беря себя в руки. Он встал и поклонился, прежде чем опуститься перед калифом на колени.

Калиф кивнул, довольный, и подал ему знак сесть рядом с Бенедетто.

В комнату вошёл слуга, поклонился калифу, подал ему послание и быстро удалился.

   — Здесь послы императора Турции, — по-арабски сказал калиф Леонардо, выделяя его среди прочих. — Я окажу тебе честь встретить их.

   — Я уже встречался с турками, — с горькой иронией сказал Леонардо.

   — Мы согласны в том, что все турки — пираты, — сказал калиф, — но этих пиратов ты потопишь — по крайней мере, некоторых из них.

   — Что ты хочешь сказать, владыка?

   — А вот и они, — заметил калиф при виде троих оттоманских послов, что вошли в окружении свиты янычаров. Послы были разодеты в узорчатые цветные одеяния, на головах у них высились большие белые тюрбаны, увенчанные чем-то вроде красных рогов. Янычары несли дары в запертых сундуках и — на золотых носилках — рабыню. Её окутывал белый шёлк, лицо скрывала чёрная полупрозрачная накидка, но видно было, что она очень красива. Послы поклонились, коснувшись пола перед калифом, и глава их, плотный, лет пятидесяти турок, проговорил: