— А каковы потери персов?
— Думаю, такие же. Потому-то мы и скакали всю ночь. Боюсь, Леонардо, время, когда мы сможем поспать хоть несколько часов, ещё далеко.
— Ты, кажется, разбираешься во всём этом лучше меня, Пузырёк.
— Будь здесь Никколо, он разобрался бы ещё быстрее. У египтян и персов общий враг. Им имеет смысл драться вместе.
— Но если Уссун Кассано пришёл сюда — значит, калиф в лучшем положении?
— Ага, и ты кое-чему научился у наших хозяев-язычников. Вот видишь, опыт — отец премудрости. — Сандро нервно хохотнул, словно смущённый сказанной банальностью, но Леонардо не слышал его. Он был вымотан до предела и заблудился в воспоминаниях, в грёзах о Джиневре и Симонетте, о Никколо и Айше. Сандро опешил и смолк.
Крики и свист мечей прекратились; верблюдов и коней снова привязали к колышкам; шлюхи нашли клиентов.
Всё пришло в движение: рабы разводили костры, солдаты ставили палатки, болтали, расхаживали повсюду и ссорились; блеяли овцы перед тем, как им перерезали горло — и за час с небольшим было приготовлено угощение на десять тысяч человек.
Два исходящих паром барашка лежали на большом блюде дымящегося риса с подливой — обычной еды бедуинов. Леонардо порядком проголодался; сидя на корточках, он запускал руку в горячую подливу, зачерпывал рис и мясо и отправлял в рот, не обращая внимания на излишек подливы, стекающий между пальцами. Калиф отрезал аппетитный кусок печени для Уссуна Кассано, что сидел между ним и Леонардо; а потом сделал то же самое для Леонардо, словно флорентиец был равен царям. Во время трапезы в чёрном шатре калифа все молчали — по обычаю; однако этот обычай был полной противоположностью обычаям Флоренции, и Леонардо чувствовал себя не в своей тарелке, сидя на корточках перед ароматной, приправленной луком массой риса, подливы и мяса. Еда была вкуснейшая, хотя и тяжёлая, и Леонардо чувствовал себя так, словно выпил, бутылку хорошо выдержанного красного вина. Конечно же всё это не предназначалось только калифу Уссуну Кассано, Леонардо и Куану. До офицеров калифа и других гостей, без сомнения, тоже дойдёт очередь.
Время от времени великан перс поглядывал на Леонардо и сразу отводил взгляд. В первый раз Леонардо кивнул ему, но от взгляда перса по спине его поползли мурашки. В этом взгляде была ничем не прикрытая ненависть. В те мгновения, когда их взгляды встречались, Леонардо чудилось, что его вскрывает раскалённый скальпель. Н.ечто подобное он испытывал, когда его обвиняли в содомии — и отец прожигал его взглядом.
Поев, Леонардо склонил голову и попросил у калифа разрешения удалиться; но тот сказал по-арабски: