Куан пожал плечами.
— Но перс доверил убийство своего сына калифу. Уссун Кассано может стать весьма могущественным союзником в нашей войне с турком; и он попросил калифа об этой деликатнейшей услуге, а калиф продемонстрировал находчивость, передоверив дело тебе.
— Неужели больше некому было бы...
— Он любит тебя. И знает, что может человек. Он видел, что ты убиваешь... легко.
— То есть?
— Он видел рисунки твоих военных машин. Даже ты должен согласиться, что они... теоретические. Ты изображал солдат, разорванных на куски, так, словно рисовал цветы.
Тут он был прав — и Леонардо, злясь на себя, почувствовал, что его мутит.
— Это не так! — протестующе сказал он. — Это всего лишь рисунки...
— Капитан «Девоты» подробно описал калифу твою искусность в бою, и я своими глазами видел твоё мастерство. По-моему, ты сильно отличаешься от своих друзей — в особенности маэстро Боттичелли, которому было бы мудрее оставаться в своей bottega. — Куан помолчал. — Перс знает тебе цену, Леонардо.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты не заметил, что у него за поясом пистолет?
— Да, но...
— И ты не узнал своего изобретения, Леонардо? Стыдно.
— Я не убийца, — тихо сказал Леонардо, словно его совершенно не интересовало, кто и как пользуется его изобретениями. — Я убивал только защищаясь. — Он говорил словно сам с собой, хотя и обращался к Куану, но что-то в нём обвиняюще бормотало — какое-то воспоминание, связанное со смертью Джиневры... с окнами души. Затмение. Погружение. Погребение в... Образ истаял, исчез.
— Я помогу тебе, маэстро. Или убью тебя и твоих друзей. — Куан похлопал его по плечу. — Ты на самом деле считаешь, что мы мыслим настолько по-разному?
— Да, — сказал Леонардо, силясь поймать ускользавшее воспоминание. — Считаю.
— Быть может, но не настолько, как тебе кажется. Ты ведь даже не спросил меня, почему перс хочет убить своего сына. Ты вообразил, что знаешь! Вавилон или Флоренция — разница невелика. Как невелика разница между тобой и мной... между Лоренцо и калифом... или между калифом и тобой, если уж на то пошло.
Потрясённый, Леонардо всё же спросил, почему Уссун Кассано хочет убить сына.
Он не удивился, услышав ответ.
Игры были жестокими, хотя погибло всего трое, двое из них — персидские подданные. Приехавшие с Уссуном Кассано татары были яростными бойцами и умели управлять конями при помощи одних ног, так что и мамлюки и персы равно оказывались в проигрыше у своих противников в конце каждого пыльного заезда. Это был грубый турнир, без показного блеска Лоренцовых состязаний — не спектакль для публики, а подготовка к сражению. Ни Уссун Кассано, ни Кайит Бей не демонстрировали своего мастерства, хотя все знали, что никто не может сравниться с ними в бою — равно с мечом или копьём. Женщины наблюдали за состязаниями открыто и из-за ярких ковровых пологов. жёны и дочери египтян, отделённые от мужчин, были в накидках и длинных ржаво-чёрных одеяниях; персиянки же носили алые шелка, браслеты и вплетали в волосы золотые монеты. Они были так же громкоголосы и непосредственны, как шлюхи, которые плевались, вопили и всячески подзадоривали мужчин.