Мальчик внимательно смотрел в свою ладонь, словно привык к этим поискам богов и святых, обитающих во всех чернильных лужицах, и наконец сказал:
— Я вижу калифа и его войско.
— Кто этот калиф и что это за войско? — спросил Деватдар.
— Это войско Аллаха.
— А калиф?
Мальчик пожал плечами.
— Это калиф Аллаха.
— Ответит ли калиф на вопрос? — спросил Кайит Бей.
Мальчик снова пожал плечами.
— Где Великий Турок собирает свою армию? В горах Тауруса или западнее? Собирается ли он двинуться к югу, на Халаб? Замышляет ли взять Дамаск или даже Каир? Где я... где я могу встретить и уничтожить его армии?..
— Повелитель, — сказал Деватдар, — весьма непросто уговорить джинна ответить хотя бы на один вопрос. Зачем ты смущаешь этих детей огня, забрасывая их столькими вопросами?
Мальчик опустил руку, расплескав чернила, вытер ладонь о белое одеяние и сказал:
— Калиф ушёл, все ушли.
— Он говорил с тобой? — спросил Деватдар.
— Он цитировал Коран, — сказал мальчик.
— И что же?
«Когда земля сотрясётся и растрескается, тогда спросишь ты, что это значит».
Кайит Бей мрачно усмехнулся — мальчик процитировал суру «Аль-Залзалах» — «Землетрясение».
Опыт провалился.
Деватдар извинился перед калифом и сам сдёрнул с окон занавеси, наполнив комнату бледным предзакатным светом. Мальчик, который явно чувствовал себя своим среди этих евнухов-эмиров, присел на подушке рядом с крупным дородным стариком, который носил тюрбан, украшенный страусовыми перьями. У евнуха было широкое плоское лицо; гладя шею мальчика, он вперил любопытный взгляд в Леонардо.
Тот ощутил странное давление и, обернувшись, встретился глазами с евнухом. Евнух улыбнулся и кивнул, и в этот миг Леонардо постиг сущность всех, кто сидел в этой комнате, словно обрёл дар заглянуть в каждое сердце. Эти люди не были ни женственны, ни худосочны. Мягкие лицом и телом, они тем не менее излучали силу и твёрдость. У них были живые ясные глаза; и всё же Леонардо не мог отделаться от страха перед этими кастратами, которые говорили нежными высокими голосами. Те, что помладше, могли бы послужить моделями для ангелов на картинах Сандро; старший походил на восточного патриарха. Но если это и были ангелы, то ангелы смерти — в этом Леонардо был совершенно уверен; и именно среди этих людей Кайит Бей чувствовал себя лучше всего. Он пригласил Леонардо в свою святая святых, в круг своих близких, и сейчас — сидя в тёплом свете позднего солнца и вдыхая острые головокружительные ароматы табака и благовонных трав — Леонардо воображал, что калиф кастрировал и его, как, несомненно, поступил он с мальчиком, который разговаривал с джинном.