Стонал, когда косы его колесниц рвали плоть и разрубали кости.
Считал пушки вместе с Абд аль-Латифом, мастером машин... горы пушек, и на каждой его имя, и кровь, и семя, и гной.
И Зороастро падал в своей смертоносной колыбели.
Он убил его, как убил Джиневру и изрубил в куски своими косами персидских солдат.
Джиневра преклоняла перед ним колени в студии Симонетты, и лицо её пылало от желания; она была внутри него, как Симонетта была внутри Сандро; как... и тогда сны уплотнились, стали занавесями, тяжёлыми и плотными, как те, которые Верроккьо окунал в гипс, чтобы потом ученики учились на них рисовать.
И проснувшись, как от толчка, Леонардо вспомнил, что его рабыня, отдавшись наконец наслаждению, выкрикивала имя Зороастро; и лёжа в темноте, которая вот-вот должна была уступить место рассвету, он гадал, как же её зовут.
О, сын шлюхи, что за океан!
Уссун Кассано
Силу я определяю как духовную мощь,
бестелесную и незримую, коя на краткое
время рождается в телах, что случайным
насилием вырваны из естественного своего
состояния.
Леонардо да Винчи
Они миновали края, где древние властители и боги, рождённые от смертных женщин, вознеслись над вершинами гор; миновали великие персидские города; теперь они находились в безлюдных землях, которые наверняка узнал бы Одиссей, в землях, сожжённых и обугленных, лишённых всякой жизни, где бродили лишь тени. Перед ними была плоская грязевая равнина. Селения были стёрты с лица земли; иные ещё дымились. Везде была лишь пыль и грязь — реки, забитые илом, горы, дома, деревни... а впереди, наверное, целые города из грязи. Сам воздух был удушливыми миазмами, словно грязь превратилась в газ, в туман. Леонардо часто казалось, что в мёртвых селениях что-то движется; он ощущал направленные на него отовсюду давящие чужие взгляды, затылком чувствовал, как жгут его эти взгляды, и мысленно видел призраков, трепещущих в эфире между жизнью и смертью. Расстояния и размеры превратились в мираж; цапля, стоявшая столбиком, чудилась огромной, но стоило ей тронуться с места, и она съёживалась едва ли не до самой земли, по которой так хозяйски расхаживала. Серая масса далёких гор Таурус казалась скопищем неподвижных облаков, смягчённых расстоянием и исчерченных бурыми потёками. Казалось, что вражеские войска выжгли, разграбили и разорили этот край тысячу лет назад и с тех пор время не двигалось, иссохло, точно труп, впиталось и растворилось в этой земле.
Но всё это была иллюзия, обман чувств, потому что Леонардо слышал отдалённый слабый рокот барабанов и пассаге