Видя это, турки решили, что персы и впрямь бегут, и бросились через реку в погоню; и в самом деле, Уссун Кассано пожертвовал многими своими людьми, потому что не мог быть повсюду одновременно и не было времени передать его приказы по всей линии войска. Одни бежали в панике, преследуемые турками, других порубила турецкая кавалерия, стремившаяся добраться до Уссуна Кассано.
Царь мог лишь наблюдать за этим, и лицо его каменело, как от боли.
Однако турки уже ударили в центр персидского войска.
И тогда начался обстрел — снаряды, наполненные порохом и шрапнелью, взрывались с огнём и грохотом, разлетаясь смертоносными осколками. Это была сокрушительная, оглушающая, чудовищная музыка — гром, который не только сотрясал землю, но и сам воздух; грохот сопровождали вспышки неестественного света, словно в этом странном мире смерти, падали, разлетающихся внутренностей грохот грома был слышен прежде вспышки молнии. Снаряды рвались один за другим, разрывая на куски целые отряды; одним отрывало руки или ноги, другим безболезненно, как туго натянутой струной, срезало ухо или палец; третьих раздирало пополам; прямое же попадание превращало человека в груду молотого мяса, остававшуюся там же, где мгновение назад он стоял, живой и здоровый. Взрывы гремели непрерывно, и многоствольные пушки били и били, выкашивая, словно спелые колосья, и турок и персов.
Турки, понёсшие более тяжёлые потери, пришли в ужас, их обезумевшие кони метались из стороны в сторону и падали, скошенные летящими отовсюду смертоносными осколками.
Прошли считанные секунды, а может быть, и меньше — трудно сказать, потому что само время было обманчиво; но Уссун Кассано больше не мог ждать. Ещё не отгремели разрывы, сокрушавшие центр персидского войска, а он уже дал сигнал к наступлению. Несколько батальонов тяжёлой пехоты персов ударили в самый край левого фланга турецкой армии, который не подвергался обстрелу.
И вдруг канонада резко оборвалась.
Командир турецких янычар собрал уцелевших всадников, чтобы отразить удар персидской пехоты на левом фланге. Пока отряды лучников, собранные Уссуном Кассано, обстреливали турецкую пехоту, сам царь повёл свою конницу, напрямик через боевые порядки, обходя турок точно так же, как когда-то Александр Великий обошёл персидскую армию, разгромив её в битве при Граникусе[124] — и принялся рубить турок на левом, уже изрядно ослабленном фланге. За ним следовала лёгкая и тяжёлая пехота.
Леонардо делал всё, что мог, чтобы защитить Уссуна Кассано, который, казалось, вовсе не ведал страха и своей отвагой воодушевлял персидских солдат. Они гнали турок, били их, рубили на куски, загоняли в реку, которая потемнела ещё больше, но на сей раз не от грязи; повсюду царили крики, смятение, кровь. Лишь недавно всё казалось потерянным — и вот они побеждали; конечно же персидский царь не был смертен, не мог быть из плоти и крови, не мог быть уязвим — нет, он был глазом бури, ветром, оседлавшим коня, даже когда конь под ним был убит. Леонардо отдал ему свою янычарскую кобылу, но ненадолго — очень скоро Уссун Кассано сам привёл ему другого коня.