– Иногда плохие люди радуются, когда делают больно другим людям. – И сразу вспоминает, как он говорил ей: «Мама, мы ведь читали о плохих людях, но я не знаю никаких плохих людей. Все знакомые мне люди хорошие».
– Значит, те люди смеялись, потому что думают, что смешно делать людям больно? – задает он вопрос.
– Да, – отвечает она.
– Злодеи, – произносит он, качая головой.
Она смотрит на его спокойное, задумчивое лицо. Моргая, он взмахивает длинными ресницами. Черты лица у него мягкие и нежные. Их педиатр как-то назвала его объективно красивым ребенком.
Когда Линкольн родился, она говорила, что он Джордж Клуни среди младенцев. Пол сказал ей, что Мадлз – Джордж Клуни среди такс, а она сказала ему, что он, разумеется, Джордж Клуни среди мужей, и он ответил, что она окружила себя Джорджами Клуни. В тот день она пыталась съесть кокосовый суп, прижимая к себе спящего Линкольна, и пролила суп ему на спину, и от него весь день пахло лимонным сорго.
Ветер усиливается. Она чувствует, как руки у нее покрываются гусиной кожей.
– Тебе холодно? – спрашивает она Линкольна.
– Нет, – отвечает он.
Возможно, это правда. Он настоящая печка.
– Скажи, если замерзнешь, – говорит она.
– Скажу.
Если бы все было так просто. Если бы она поверила, что он всегда будет говорить ей о своих нуждах. О мыслях. О желаниях.
Стволы сосен закрыты у основания сеткой. Должно быть, мертвый дикобраз поедал кору. Трава усыпана тонким слоем сосновых игл. Пока они не уселись на землю, она этого не замечала, но теперь чувствует, как иголки покалывают ей ноги и руки. Она слышит в отдалении вертолет и смотрит в небо, но ничего не видит. Она часто слышит гул вертолетов, направляющихся в больницы городского центра, и всегда в шуме винта угадывается что-то успокаивающее и одновременно страшное. Этот шум означает, что кто-то тяжело ранен. Ехавшие в машине мать с ребенком, в которых врезался сзади 18-колесный грузовик? Подросток, бросившийся с моста? Но это означает также, что меры приняты. Проблема решается.
Шум вертолета удаляется, и появляется другой звук. Еще несколько мгновений она прислушивается к гулу винтов, не желая его отпускать. Но в конце концов ей приходится забыть о нем, потому что усиливается другой звук.
Плач ребенка.
Младенца.
Поначалу она отказывается в это поверить, но плач становится громче, и она понимает, что по-другому эти звуки не объяснить. Но настоящий младенец так не плачет. Хриплый и гнусавый, этот плач больше похож на плач куклы, которой надавливают на живот.
Однако это не кукла.
За забором у бамбука Джоан замечает какое-то движение. Сначала это всего лишь шевеление в сумраке, почти неотличимое от качания ветвей, но затем среди теней появляется чей-то силуэт – силуэт женщины с длинными развевающимися волосами. Она нерешительно идет, прижимая руки к груди. В ее сложенных руках, возможно, ничего и нет, или это толстый свитер, или сумка.