Малыш Николя (Госинни) - страница 9

– Это не я, я не говорил «Бульон»! – в ответ закричал Аньян.

– Ты сказал «Бульон», я слышал, как ты сказал «Бульон», совершенно точно «Бульон»!

– Прекрасно, тем лучше, – сказал Бульон. – После уроков останутся все!

– При чём здесь я? – спросил Альцест. – Лично я не говорил «Бульон»!

– Я не желаю больше слышать эту отвратительную кличку, вам ясно? – закричал Бульон, который, кажется, очень разволновался.

– Я не останусь после уроков! – Аньян заплакал, упал на пол и стал по нему кататься и икать, и сделался сначала весь красный, а потом совершенно синий.

В общем-то, в классе почти все что-нибудь кричали или плакали, и мне даже показалось, что и Бульон тоже собирается заплакать, но в этот момент вошёл директор.

– Что здесь происходит, Буль… мсье Дюбон? – спросил директор.

– Не знаю, господин директор, – ответил Бульон. – Один катается по полу, у другого из носа течёт кровь, когда я открываю дверь, остальные орут; я никогда в жизни не видел ничего подобного. Никогда. – И Бульон схватился за волосы, а его усы сами собой задвигались в разные стороны.

На следующий день наша учительница вернулась, но Бульон почему-то не пришёл.

Альцест назначил встречу всем ребятам из нашего класса после обеда на пустыре, недалеко от дома. Он нас позвал, потому что его папа подарил ему совершенно новый футбольный мяч, и мы собирались сыграть замечательный матч. Отличный парень, наш Альцест.

Мы встретились на пустыре в три часа, и нас было ровно восемнадцать человек. Надо было решить, как разделиться на команды, чтобы с каждой стороны получилось поровну игроков.

Что касается судьи, с этим всё было просто. Судьёй мы выбрали Аньяна. Из-за того, что он носит очки, с ним нельзя драться, а для судьи это как раз подходит. И потом, ни одна команда не хотела брать к себе Аньяна, потому что он не очень сильный и вообще плакса. Но когда Аньян попросил дать ему свисток, мы немного поспорили. Единственный из нас, у кого есть свисток, – это Руфюс, у которого папа полицейский.

– Я не могу тебе одолжить мой свисток, – сказал Руфюс, – это семейная реликвия.

Тут возразить было нечего. В конце концов мы решили, что Аньян будет предупреждать Руфюса, когда надо свистеть, а свистеть Руфюс будет сам.

– Ну что? Мы играть-то когда-нибудь начнём? Я уже есть хочу! – закричал Альцест.

Но тут оказалось, что всё не так просто, потому что если Аньян будет судьёй, то остаётся всего семнадцать игроков, и, когда мы пробовали поделиться пополам, оставался один лишний. Тогда мы придумали такую вещь: пусть кто-нибудь будет судьёй на линии, чтобы размахивать красным флажком, когда мяч улетит с поля. Мы выбрали Мексана. Один судья на линии, конечно, это не так уж и много, чтобы следить за целым полем, но Мексан очень быстро бегает, у него ноги ужасно длинные и худые, с громадными грязными коленками. Мексан и слышать ничего не хотел, потому что собирался сам играть в мяч, к тому же, сказал он, у него нет флажка. Но потом он всё-таки согласился побыть судьёй на линии в первом тайме. Что касается флажка, он решил размахивать своим носовым платком. Платок был не очень чистым, но ведь Мексан же не мог знать, когда выходил из дома, что придётся его использовать вместо флажка.