– Тут и переждём до свету, – говорит Айлып, а сам давай свою невесту косой-то к сучкам припутывать – не свалилась бы, коли задремать случится. Привязал хорошо да ещё похвалился: – Ай-яй, крепко! Теперь сосни маленько, а я покараулю. Как свет, так и разбужу.
Золотой Волос, и верно, скорёхонько уснула, да и сам Айлып заподрёмывал. Такой, слышь-ко, сон навалился, никак отогнать не может. Глаза протрёт, головой повертит, так-сяк поворочается – нет, не может тот сон одолеть. Так вот голову-то и клонит. Птица-филин у самого дерева вьётся, беспокойно кричит: фубу! фубу! – ровно упреждает: берегитесь, дескать. Только Айлыпу хоть бы что – спит себе, похрапывает и сон видит, будто подъезжает он к своему кошу, а из коша его жена Золотой Волос навстречу выходит. И всех-то она краше да милее, а коса у ней так золотой змеёй и бежит, будто живая.
В самую полночь вдруг сучья затрещали – загорелись. Айлыпа обожгло и на землю сбросило. Видел только, что из земли большое огненное кольцо засверкало и невеста его Золотой Волос стала как облачко из мелких-мелких золотых искорок. Подлетели искорки к тому кольцу и потухли. Подбежал Айлып – ничем-ничего, и потёмки опять, хоть глаз выколи. Шарит руками по земле… Ну, трава, да камешки, да сор лесной.
В одном месте нашарил-таки конец косы.
Сажени две, а то и больше. Повеселел маленько Айлып:
«Памятку оставила и знак подала. Можно, видно, добиться, что не возьмёт отцова сила её косу».
Подумал так, а лисичка уж под ногами потявкивает. Сунулась носом в землю, поднялась старушонкой сухонькой, да и говорит:
– Эх ты, Айлып скороумный! Тебе что надо: косу али невесту?
– Мне, – отвечает, – невесту мою надо с золотой косой на двадцать сажен.
– Опоздал, – говорит, – коса-то теперь стала тридцать сажен.
– Это, – отвечает Айлып, – дело второе. Мне бы невесту мою любезную достать.
– Так бы и говорил. Вот тебе мой последний сказ. Ступай домой и жди три года. За тобой больше не приду, сам дорогу ищи. Приходи, смотри, час в час, не раньше и не позже. Покланяйся ещё дедку Филину, не прибавит ли тебе ума.
Сказала – и нет её.
Как светло стало, пошёл Айлып домой, а сам думает: «Про какого это она филина сказывала? Мало ли их в лесу. Которому кланяться?»
Думал-думал, да и вспомнил, – как на дереве сидел, так вился один у самого носу и всё кричал: фубу! фубу! – будто упреждал: берегись, дескать.
«Беспременно про это говорила», – решил Айлып и воротился к тому месту. Просидел до вечера и давай кричать:
– Дедко Филин! Научи уму-разуму! Укажи дорогу.
Кричал-кричал – никто не отозвался. Только Айлып терпеливый стал. Еще день переждал и опять кричит. И на этот раз никто не отозвался. Айлып третий день переждал. Вечером только крикнул: