Счастье коснулось меня и оставило. Да, я увидел ее. Она шла прямо навстречу. Она шла и улыбалась, блаженно щурясь… Судьба, широко размахнувшись, залепила мне между глаз.
Ее запросто так, небрежно обнимал за талию некто высокий, в полосатой футболке, узеньких джинсах. Как-то запросто так обнимал, даже опирался на нее, прижимал к себе. Небритый мальчуган с дорогой послушной куклой под боком. Ей, наверное, неудобно идти. Но она улыбалась ему, смотрела на него снизу вверх преданными глазами, тянулась к его жесткому рту. А он смотрел вперед, и что-то ей говорил, и кривился в ленивой усмешке.
«О нет! – зарыдало в груди. – Не-ет…»
Я кинулся с тротуара прямо на проезжую часть. Зеленый «Запорожец» визгнул тормозами. Внутри меня хохотнуло: «Под «запором» погибнешь, гамадрилина!»
Я перебежал дорогу, потом быстро куда-то шел.
И здесь не врут классики, когда пишут, что их герой вдруг, сам не помня как, куда-то забрел. Я тоже брел, ничего не соображая. Забрел в переулок. Низенькие щербатые заборы, молодая крапива, черные избушки из пористых от старости бревен. Скисшие лужи, кучи мусора, червивые яблоньки-дички… Меня облаивали собаки, люди смотрели недоуменно, как на небывалого урода, а я прятал от них замутненные не слезами, а какой-то едкой слизью глаза…
В конце концов я оказался дома, упал на кровать. Стонал и бил кулаком подушку… Родители перепугались, мама стала звонить приятелям, пытаясь выяснить, что со мной. Вдруг зачмырили бугры из враждебных кварталов? Отец тряс меня за плечо и спрашивал: «Кто? Скажи, разберемся». Я собрался с силами и сказал: «Никто… это не то… не это». Родители, видимо, поняли и отстали.
Больше я не ездил на ту остановку. Через неделю успокоился, почти не волновался, вспоминая о ней и об этом роковом столкновении на тротуаре.
Что ж, – решил, кривясь в усмешке, подражая тому, кто ее обнимал, – захотелось любви, но не получилось. Дельце не выгорело, как говорится. Ячейка занята. Судьба дала в морду. Спасибо, не сильно, профилактически. Я даже, признаться, тайно радуюсь, что все так закончилось. И – главное – я понял: сильно чего-то хотеть нельзя, обязательно выйдет наоборот. И еще – нужно быть свободным, трезвым и одиноким.
Конечно, трезвым и одиноким я не остался. Эта влюбленность и страдания оказались этакой пробой чувств. Я обжегся, конечно, но и, как говорили тогда, закалился. Слегка, но все же.
Дальше влюблялся не раз. Иногда через силу. Чтоб почувствовать, что еще жив.