Мы познакомились тогда; хотя слов, которые были сказаны, не помню. Встречались каждый день, бродили по улицам, не замечая зимних холодов, а через два месяца поженились. Ее мама была так добра к нам, что уступила свою маленькую квартирку, переехав жить к сестре. Каждое утро я шел на работу, чтобы отсидеть положенные восемь часов, а потом летел к ней упиваться каждой минутой, каждым часом своей любви. Не скажу — нашей. Она никогда не теряла голову, даже когда еще не была Мадам. Всегда ровная, спокойная, терпеливая. Ее любимая фразочка «Всем сестрам по серьгам» порой причиняла мне страшную боль. А что, если и мне она точно так же, как другим, просто дает то, чего я от нее хочу? Мадам не любит споров… Мадам всегда плывет по течению…
Мадам была тем драгоценным камнем, который требует соответствующей оправы. Я видел ее в разноцветных шелках, в красивом спортивном автомобиле, бродящей по анфиладам комнат. Что я мог ей дать? Зарплату в четыре сотни плюс премиальные. Да и кто я был? Бывший десантник, ныне испытатель парашютов, ищущий приключений на свою голову. Меня завораживал риск, привлекала опасность: чем меньше шансов было не сломать себе шею, тем охотнее я ввязывался в проект. Но теперь, познакомившись с Мадам, я все чаще стал испытывать страх перед прыжками. Мне было что терять. Я нашел то, что искал. К чему же каждый день рисковать жизнью? И я перешел работать в отдел мальчиком на побегушках. Да и взяли-то за былые мои заслуги помощником помощника бухгалтера. Получать образование было поздно, ожидать, что с неба свалится денежная работенка, не приходилось.
Днем и ночью я ломал голову над тем, как сделать так, чтобы моя Леночка не провела остаток жизни в обшарпанной маленькой квартирке на Ярославском проспекте. Хотя ей, похоже, было абсолютно все равно. У нее никогда не было ни страстных желаний, ни сильных чувств. Она словно спала с самого детства и не собиралась просыпаться «Неужели ты совсем ничего не чувствуешь, Мадам?»
Я нашел выход не сразу. Как-то, получив неурочную премию, я купил фотоаппарат и отщелкал три пленки кряду, снимая мою ненаглядную девочку. Я просил ее: «Сделай весну!» — и она научилась понимать меня. Что-то неуловимо меняла в себе и начинала светиться. Фотоаппарат это свечение улавливал, и снимки, которые я принес на работу, произвели на моих коллег потрясающее впечатление. Трое назойливо стали набиваться к нам в гости, двое втянули животы и приосанились, молоденький практикант впал в прострацию.
Я все понял. Они чувствуют то же, что и я. Если выпустить Мадам на большую сцену… Страшно было даже представить себе, что тогда начнется! Успех будет потрясающим, но я могу потерять ее. Второе предположение было до того невыносимым, что я начисто отверг все свои планы разбогатеть за счет талантов жены и подумывал, как бы использовать собственные резервы.