«Правда», раз уж она «голая», скорее, нуждается в облачении, чтобы прикрыть свою срамоту, чем в удостоверении личности, ― изгалялся Хэддл над своими работодателями в одной из проданных им же статей, посвященной влиянию американской субкультуры на европейскую.
Работодатели из «Вашингтон пост», народ необидчивый, интеллектуально подкованный и действительно хорошо к моему другу относившиеся, предлагали ему подзаработать на чем-нибудь «полухудожественном, но остросюжетном». Хэддлу предлагалось съездить в Албанию, написать что-нибудь животрепещущее о том, что творится в этом тихом омуте, о котором в то время и думать все позабыли. Или отправиться в Сибирь. Авось в Москве махнули рукой на старое и не будут чинить препятствий с получением виз. И уже оттуда — в Среднюю Азию, уже начинавшую косить в самостийность, но еще совсем-совсем советскую, еще «нашу» в доску.
Редакция газеты брала на себя организационные хлопоты, Хэддлу сулили хороший гонорар. Я же сулил Джону целый бригадный подряд помощников на месте, которые откопали бы ему такой материал, что в редакции «Вашингтон пост» все бы попадали со своих насиженных канцелярских кресел. Среди моих давних знакомых даже был дальний родственник Рашидова, когда-то промышлявший узбекским хлопком…
Хэддл стоически противостоял всем соблазнам. Дальние края и безоблачные перспективы к писательству в чистом виде не имеют отношения. Еще меньше, чем преподавание, на котором он отважился поставить крест. Жертв было принесено предостаточно. Отступать было поздно. И он оставался на распутье…
Мы были знакомы с 1982 года, еще с тех времен, когда рядовым студентом я протирал штаны в одном из Московских ВУЗов и не помышлял ни о какой загранице, хотя душок надвигавшихся перемен уже вовсю витал в воздухе. Глобальные метаморфозы, а уж тем более развал Советского Союза ― вряд ли это казалось в то время неотвратимым. Но самые разнообразные новшества, что ни день скрашивали жизнь и уже воспринимались как нечто естественное и неизбежное.
На языковых кафедрах столичных учебных заведений стали появляться преподаватели и стажеры из западных стран. Большинство из них соглашались на эти полудолжности по нужде и на небольшие сроки. Кто-то искал спасения от безработицы у себя дома: выучившись на русиста, уже тогда немногие находили применение своим знаниям. Другим, кто попредприимчивее, жаждалось авантюры: закалка на северных ветрах того стоит. Третьи отправлялись в холодные страны как на сезонные заработки, точь-в-точь как малообеспеченные жители Скандинавии, которые вербуются на нефтяные платформы северных морей, чтобы за несколько месяцев подзаработать на отдых в тропиках и потом загорать с полгода припеваючи.