— Неудобно говорить, — замялся он. — Ладно, скажу… В газетах писали, муллы говорили: «Советы всех будут убивать, всё отбирать».
— Муллы ваши наврали, — заметил Яков, — и газеты врут. Кого увидишь, всем скажи: советские красноармейцы никому ничего плохого не сделают, а уж если кто вздумает что взять без денег или поступит грубо, сразу сообщите любому начальнику.
— Правильно, горбан, очень правильно говоришь! — воскликнул Ашир. — Газеты наши писали: «Гитлер взял Москву, а советские люди устроили в честь победителей той». Ай, как наврали муллы, как наврали газеты! Если такая армия к нам пришла, значит много ещё сил у Советов!
— Ну вот видишь, как ты всё верно понял, — рассмеялся Кайманов.
— Красная Армия — великая армия! — воскликнул молчавший до этого Клычхан. — Ты должен всем так говорить! Скоро Гитлера будут водить в клетке и всем показывать. Муллы и баи наши хотели, чтобы мы с Гитлером шли, но мы пойдём с Советами.
— Ай, верные слова говоришь, добрый человек, — согласился Ашир, часто кивая головой, — да сопутствует тебе удача во всех твоих делах… Ай, горбан, — спросил Ашир, всё так же заискивающе обращаясь к Кайманову, — скажи, на какие теперь деньги будем торговать, наши или советские?
— А вот слушай, — ответил Кайманов, подняв кверху палец: из-за ближайших кибиток доносился голос репродуктора агитмашины. — Слышишь, что говорят? Никого и ничего Красная Армия трогать не будет — как торговали, так и торгуйте. Деньги были и будут ваши. Советское правительство от вас советские деньги принимать не будет. А вот ещё: если даже найдутся такие несознательные люди, которые будут давать вам наши деньги, не берите их. По всем вопросам, кто кого обидит или станет притеснять, обращайтесь в советскую военную комендатуру.
Распрощавшись с Аширом, они прошли по узкому переулку к центральной улице, неподалеку от которой стояла агитмашина под охраной двух часовых.
У приемопередатчика сидел незнакомый дежурный радист. Рядом — майор Веретенников. Клычхан попросил:
— Разреши, арбаб, мне по радио сказать, ручаюсь, будешь доволен.
Яков колебался всего секунду, посмотрел на Веретенникова:
— Давайте, только не больше двух минут.
Клычхан взял микрофон. С напряжённым вниманием следил Кайманов за каждым его словом, но курд говорил не больше двух минут и сказал именно то, что нужно.
— Вот это толково, немного и достаточно, в самую точку, — одобрил Кайманов после того, как дежурный радист выключил передатчик.
С дальней окраины города донеслась беспорядочная стрельба. Все прислушались. По улице кто-то скакал наметом. К агитмашине подлетел верховой в пограничной форме, одним махом спешился, как штык, встал перед комиссаром. Яков узнал младшего сержанта Белоусова.