Жили они недружно, но спали всегда вместе. И привыкли, да и деваться им обоим было некуда, так как жилплощадь их являла собой отгороженное фанерой пространство, размером 2 на 3 равняется 6 кв. м. Правда, фанера была до самого потолка. Тут уж ничего не скажешь.
А жили они недружно. Видимо потому, что их обижали имеющиеся друг у друга различные скверные привычки.
Сам Николай Ефимыч очень любил сидеть на корточках, подпирая стену и покуривая махорочку. А также пьянствовать со всеми, кто соглашался с ним пьянствовать. Почему и пропивал обычно все заработанные деньги.
Демьян же его за это не кормила, а если и кормила, то — варевом, которое изготовлялось из муки, картошки, воды и пшена. И заправлялось вонючим желтым салом. Сало Николай Ефимыч получал откуда-то аккуратно, но плохого качества.
Тошнотворные ароматы плавали по кухне в процессе приготовления Демьяном семейной пищи.
Ясно, что это обижало Николая Ефимыча.
Раздражало его и то, что глухая любила бесстыдно танцевать под патефон, выпив водочки: задирая ноги и показывая краешки сиреневых панталон. Раздражало, но меньше, чем вонючая пища. Кроме того, его брала досада, что жена через ларек имеет левые деньги и прячет их на неизвестной сберкнижке, а ему не показывает. Делает вид, что их, левых, будто бы совсем и нет.
— Такой бы змее одну реформу сорок седьмого года, — бормотал Николай Ефимыч. Не понимая, что сберкнижка гарантирует все реформы. И деньги Елены, если они у ней есть, не пропадут никогда.
Так они и жили. И временами в отношениях между супругами наблюдались жуткие взрывы нетерпимости.
На Новый, 1956-й год Николай Ефимыч говорит:
— Демьян, давай сварим курухана.
А она не слышит.
— Курухана свариймо!? — кричит Николай Ефимыч.
Не слышит.
— Петуха мне свари, падла. Пожрем хоть на Новый год, — орет он ей в ухо.
А она хоть бы хны.
Помолчала, а потом и заявляет:
— Не дам. Будет Новый год, и в новом году надо кушать.
От таких слов Николай Ефимыч весь пошел по роже красными пятнами и замахнулся на Елену табуреткой.
А разговор происходил на кухне. Прыткая и маленькая Демьян проворно отскочила к плите, схватила кипящий чайник и славно трахнула им Николая Ефимыча по голове.
Обваренный заметался, матерясь. Он крушил кухонную обстановку и орал. Он тыкался по углам и пинал стены.
— Ох, убью, — рычал Николай Ефимыч.
Но Демьян тихо-тихо ускользнула и была спрятана моей теткой в подполье. На крышку подполья надвинули для видимости комод. Новый 1956 год Демьян встретила среди картошек и бочек с капустой.
А Николай Ефимыч все мыкался по квартире, жалобно повторяя, что вот как найдет, так тут же сразу и убьет.