Марья Александровна тихо засмеялась и сказала, что пока она, Слава Богу, здорова и в услугах доктора не нуждается. А если ей будет нужен доктор, то она придет к нему, Леше, и скажет всего два слова: «Лечи меня!»
— Так у вас, действительно, сегодня день рождения, — допытывался Леша. — Если это так, то тогда где все остальные ваши гости?
— Их нет, — объяснила Марья Александровна. — Их на день рождения никогда у меня нет. День рождения я люблю проводить с самым… самым.
Тут она запнулась, но, справившись с собой, продолжала дальше.
— С самым. В прошлом году у меня был Шахмуратов, мой друг, директор рыббазы. Но это такой негодяй! Даже и не напоминайте мне о нем! Не хочу о нем слышать!
Тут все пошло на лад. Студент был по-прежнему суров, но не очень. Они с Марьей Александровной кушали, выпивали и рассказывали друг другу свои жизни.
Оказалось, что студент рано лишился родителей, отслужил в армии, до всего дошел сам, и ему ничего не нужно. Скоро он будет врачом.
— Скоро я буду врачом, — сказал студент. — Я буду психиатром. Психиатрия — это такая наука! Она позволит мне изучить всех людей.
— А зачем это вам, Леша, — робко спросила Марья Александровна.
— А затем, что все люди полны желаний, а у меня их нет. У меня нет желаний и мне ничего не нужно. Вот я и хочу понять, почему у людей есть какие-то желания. Что это значит. И почему их нет у меня. Точка.
Они танцевали. Да. Нежно лилась музыка из динамика радиолы «ВЭФ-Ригонда», и Марья Александровна, обволакивая студента, говорила ему что-то, а он ей что-то отвечал. Танцевали.
И студент был нежен. И смотрел он на Марью Александровну нежно, и закусывал. А потом вышел в коридорчик, сказав в комнату, что он на минутку. И исчез навсегда.
— Утробин! — завопила Марья Александровна. — Он исчез! Навсегда! Что скажете вы мне, инженер и строитель человеческих душ?
И зашлась опять же плачем, который, если по совести сказать, мне уже немножко надоел.
Я тогда сразу принял участие в Марье Александровне. Я сварил крепкого чаю и подал стакан в дрожащую руку ее. А также поинтересовался, нет ли у ней еще каких желаний.
— Единственное мое желание — это выполнять все желания моего милого. Но у него их нет, нет! — дико вскрикнула Марья Александровна и опять зашлась в некотором плаче, повторяя:
— Вот так эпизод, эпизод.
— Да, — прошептал я, глядя в ее, подернутые дымкой глаза, — вот так эпизод.
— Эпизод, эпизод, — соглашалась Марья Александровна, укоризненно качая головой.
Мы помолчали. Потом я решил провести беседу.
— Видите, Марья Александровна, к чему вы приходите в итоге своей жизни. К нулю. Не виной ли тому ваше неправильное поведение в области морали?