– Сумей я дотянуться до звезд, все бы узнала. Все поняла, – говорила я.
– Что ты поняла бы, родная? – спрашивала мать.
– Это, – отвечала я, прижимая ладонь к груди. Я не знала, какими словами описать томившую меня боль.
– Нечего тут понимать, милое дитя, это просто ночной холод. – С этими словами мать брала меня на руки и уносила в кровать.
Позже, когда мать поняла, что мои ночные вылазки продолжаются, на двери, ведущей на крышу, появился тяжелый замок. Так меня разлучили со звездами.
Паулина прошептала последние слова молитвы:
– И да будет так во веки веков.
– Во веки веков, – повторила я, пытаясь представить, сколько же это – во веки веков…
Паулина свернулась калачиком рядом, и мы укрылись моей свадебной накидкой. В наступившей тишине казалось, что лес, осмелев, подступает ближе, приглушая свет костра.
Паулина уснула почти сразу, а во мне бурлили воспоминания о событиях дня. Я была измотана, каждая косточка болела и ныла, а мысли метались беспорядочно, словно несчастный кузнечик под копытами табуна.
Глядя на мерцающие звезды, я утешалась лишь тем, что и принц Дальбрека, скорее всего, тоже не спит. Едет, должно быть, домой по тряской, разбитой дороге, один в неудобной карете, холод ломит старые кости – и нет рядом юной жены, чтобы его согреть.
Я потуже затянул вьюк ремнем. В нем было припасов на две недели, а в кошельке – достаточно монет на случай, если поиски затянутся. Раз-другой, возможно, придется заночевать на постоялом дворе. Впрочем, мне не верилось, что она могла удалиться от цитадели больше, чем на день пути.
– Я не могу тебя так отпустить.
Я улыбнулся Свену.
– Думаешь, у тебя есть выбор?
Перед ним стоял не мальчишка, вверенный его заботам. Я стал взрослым мужчиной, перерос его на два дюйма и на тридцать фунтов, а затаенной злости во мне накопилось столько, что это делало меня грозным соперником.
– Ты все еще злишься. Прошло всего несколько дней. Подожди еще немного.
– Я не злюсь. Скорее, нахожу это забавным. И любопытным.
Свен перехватил поводья моего коня, так что тот шарахнулся.
– Ты сердишься, потому что она проделала это раньше.
Иногда я готов был убить Свена – слишком уж он смышлен для простого вояки, покрытого шрамами. Я вырвал у него поводья.
– Меня это только позабавило. И заинтересовало.
– Это ты уже говорил.
– Значит, так и есть.
Я набросил на спину коню подседельник, закрепил и тщательно расправил.
Свен не видел ничего забавного в моем отъезде и все продолжал отговаривать меня, пока я седлал лошадь. Я слушал его вполуха. Все мои мысли были о том, как же это, наверное, прекрасно,