— Так точно, — кивнул я. — Договорюсь о запчастях. И про безразгонники не забуду.
— А теперь о войне, — вздохнул комендант. — Враг ударит по нам. Мимо нас, как мимо Берестья, им не пройти. А значит, нам предстоят осада и штурм. По плану Соловец должен выдержать сорок восемь часов осады. К истечению вторых суток осады, мы будем мертвы.
— Ну это по плану, — усмехнулся мой знакомый комэск, — а в них всего не учтёшь.
— Но всё-таки мрачновато выходит, — вздохнул более рассудительный летун. — Двое суток с начала войны. Крепость и правда наша невелика. Если Берестье падёт, и к нам подведут осадную артиллерию, то мы можем и двух суток не протянуть.
— В прошлую войну царские войска больше месяца против имперских продержались, — заметил мой знакомый комэск, — и вышли из Соловца под своими знамёнами и с оружием.
— Нам этого сделать не дадут, товарищ комэск, времена нынче не те, — покачал головой комендант. — Блицкриговцы врага уничтожают. Крепости сравнивают с землёй. А гарнизоны вырезают до последнего человека.
— Тем больше у нас стимулов держаться до конца, — пыл моего шапочного знакомца не ослабевал. И тут я был готов с ним согласиться.
— Возможно, — не стал спорить комендант. — Вы свободны, товарищи военлёты. Отдыхайте. Расписание патрульных вылетов получите завтра у начальника лётной части товарища Лешека.
Мы снова поднялись — и покинули-таки кабинет.
Крепость Китобоев оказалась полной противоположностью Соловцу. Она поражала не только размерами, собственно, не сильно в этом превосходя Соловец, и количеством оборонительных орудий и компактных взлётных полос. И это только те, что я смог разглядеть, заходя на посадку. Но ведь точно имелись и другие, которых я не видел. А ещё замаскированные, если, конечно, их успели возвести. Но тут я не сомневался. Уж этим-то Бронд озаботился в первую очередь.
Я отправился в гости к командору Китобоев на следующее утро. Получив у Лешека — начальника лётной части крепости — разрешение на полёт и карту маршрута, я сел в кабину «Молнии» и завёл мотор. Аэроплан был неновый, наверное, ещё прошлую войну помнил, но вполне исправный и достаточно надёжный. Я не слишком любил летать на нейстрийских машинах — слишком уж они были лёгкие, да и без вооружения я всегда чувствовал себя голым. Но за мной был закреплён именно этот аэроплан, значит, летать придётся на нём. А может, это происки коменданта. Например, он хочет так заставить меня поскорее достать безразгонник, чтобы я пересел с нейстрийской птички на него.
Делая очередной вираж, я достал ракетницу — и пустил в воздух зелёный огонёк. Почти сразу мне ответили. Два продолговатых фонаря замигали на одной из взлётных площадок. Я направил свой аэроплан туда.