Постепенно мне стало интересно, а кто всю эту историю сварганил. Я все время наблюдал за сценаристом, когда мы потом сидели в учительской и по очереди рассказывали, какой мы посмотрели замечательный фильм и как многому в нем можно научиться. Сначала высказались все присутствующие учителя и мастера — насчет того, чему он должен был нас научить, потом мы — насчет того, чему мы научились. А сценарист за все время слова не проронил. И вид у него был такой, будто весь этот цирк с нами, образцовыми мальчиками, ему до фитиля. Потом создателя фильма повели по всем нашим мастерским и все такое. Тут мы с Вилли воспользовались случаем и насели на этого типа. Просто прилипли и оттерли его потихонечку от других. Мне сначала даже показалось, что он нам за это очень благодарен. Тогда-то я и сказал ему свое настоящее мнение. Сказал, что фильм, в котором люди только и знают, что учатся и перевоспитываются, сплошное занудство. Каждый сразу видит, чему он должен учиться, а ни одна собака не хочет, проучившись целый день, еще и вечером в кино учиться, в кино отдыхать ходят. Он сказал, что тоже так считает, но иначе нельзя было. Тогда я ему и посоветовал не соваться в это дело, а лучше взяться за исторические фильмы; там уж каждый с самого начала знает, что они не для отдыха. Тут он заспешил, чтобы догнать своих приятелей, которым Флемминг расписывал наше передовое обучение. Мы не стали его задерживать. У меня все равно было такое чувство, что у него что-то в печенках сидит, то ли из-за нынешнего дня, то ли вообще. Жалко только, что у меня его адреса не осталось. Может, он был из Берлина, тогда бы я к нему сходил, уж тут бы он у меня не отвертелся.
— Семья Шмидтов в этом доме живет?
— А кого вам нужно?
— Фрау Шмидт.
— Это я. Вам повезло.
— Да. Моя фамилия Вибо. Отец Эдгара.
— Как вы меня нашли?
— Это было не так просто.
— Я хочу сказать: как вы узнали обо мне?
— Из магнитофонных пленок. Эдгар посылал магнитофонные пленки в Миттенберг — вместо писем.
— Я ничего этого не знала. И там есть про меня?
— Очень мало. Что вас зовут Шарлотта и что вы замужем. И что у вас черные глаза.
Спокойно, Шерли. Я ничего не сказал. Ни слова.
— Какая Шарлотта? Это я, что ли, Шарлотта?!
— Не знаю. Но что же вы плачете? Не надо плакать.
Не надо реветь, Шерли. Буза все это. Из-за чего тут реветь? А имя я из той самой книжки взял.
— Извините меня, пожалуйста! Эдгар был такой идиот! Такой беспросветный, твердолобый идиот! С ним ничего нельзя было поделать. Извините, пожалуйста!
Это точно. Я был идиот. Ох и идиот же я был! Только перестань реветь. По-моему, никто даже и представить себе не может, какой я был идиот.