— И после этого Эдгар грохнул болванку ему на ноги, да с такой силой, что перебил палец. Для меня это было как гром среди ясного неба. Я просто поверить не могла.
Все верно. Кроме двух пустячков. Во-первых, болванку я не грохал. Ни к чему было. Эти болванки одним своим весом не то что дохлый палец, слону хребет перешибут. Просто выронишь — и готово. Что я и сделал. А во-вторых, я выронил ее не после этого; сначала Флемминг еще одну фразочку сказал — выдал мне, значит: «От тебя я этого меньше всего ожидал, Вибау!»
Это уж был финиш. Тут я и выронил болванку. Вы только послушайте, как это звучит: Эдгар Вибау! Так нет же: Эдгар Вибо! Ни одна собака ведь не говорит «Ренау» вместо «Рено»! По-моему, каждый человек имеет право требовать, чтобы его имя не корежили. Если кому на это чихать — пожалуйста, его дело. А мне вот не чихать! Это уж не первый год так было. Мать-то привыкла, что ее все время называли Вибау. Она, видите ли, полагала, что это больше на немецкий лад, что ее от этого не убудет и вообще всех своих успехов в жизни и на производстве она добилась под именем Вибау. Ну, а отростку уж и подавно сам бог велел зваться Вибау! А чем плохо Вибо? Ведь не Гитлер же, не Гиммлер! Вот это уж был бы финиш! А Вибо? Старая гугенотская фамилия, ну и что? Конечно, все это еще не повод, чтобы грохать старому крабу железяку на клешню. Это было свинство, что и говорить. И мне сразу стало ясно, что теперь уж никто и не заикнется насчет обучения и всего такого, теперь только и будут долбить про железяку и клешню. А со мной вот иногда бывает такое — вдруг прямо в жар тебя бросит, в глазах темно, — и тут обязательно что-нибудь выкинешь, а потом сам не помнишь, что на тебя нашло. Это все, наверно, моя гугенотская кровь. А может, у меня давление высокое. Гугенотская кровь напирает.
— Ты считаешь, что Эдгар просто испугался последствий и потому сбежал?
— Конечно. А что же еще?
Я вот что скажу. Дожидаться развязки этой истории я, конечно, не жаждал. «А что скажет сам Эдгар Вибау (!) перед лицом товарищей о своем поведении по отношению к мастеру Флеммингу?» Финиш, братцы! Да я бы скорее сам себе клешню откусил, только бы не канючить: «Я осознал… Я обещаю… Больше не повторится…» и все такое! Вот не лежит у меня душа к самокритике — я имею в виду: к публичной. Унизительно это как-то. Не знаю, понятно ли я говорю. По-моему, надо уважать гордость в человеке. Вот и с примерами этими. То и дело пристают к тебе, с кого бы ты хотел брать пример, в неделю по три сочинения об этом пишешь. Допустим, у меня есть такой пример, но не обязательно же мне об этом на весь свет трубить. Один раз я написал: «Высший пример для меня — Эдгар Вибо. Я хотел бы стать таким, каким когда-нибудь станет он. Не больше». То есть я хотел так написать. А потом, парни, передумал. Хотя в худшем случае мое сочинение оставили бы без отметки. Ни один ведь учитель не решался поставить мне плохую отметку.