— Столица же в Москве! — напоминала я.
— Ах ты моя умница, — хихикала она как обычно. — Вот спасибо, просветила, а то я и не знала. Ничего, поживешь в Питере, поймешь, что к чему! Или не поймешь…
Сжимая ладонями мои щеки, она вглядывалась в мое лицо, словно ища что-то. Я хмурилась, пыталась вырваться.
— Вот не пойму, Надька! — рассуждала она вслух. — То ли ты и в самом деле такая вся по жизни наивная, то ли прикидываешься… Признавайся — колись, в тихом омуте черти водятся!
— Никто во мне не водится! — категорически возражала я. — Я в церковь хожу, в отличие от некоторых!
— Ну-ну! Помнишь, как в детстве Толька с друзьями играли в чертей — вымажутся углем, хвосты приделают и ходят с рогатинами. «Грешница Надя, выходи!» Как ты визжала! И кто тебя тогда спасал от чертей?
Правда, она и спасала. Прятала меня в комнате, а себя предлагала чертям взамен. Мне тогда казалось, что это и в самом деле очень самоотверженно с ее стороны.
— Мы тогда были детьми, — замечала я.
— А кое-кто и сейчас, похоже, остался ребенком!
Не люблю, когда она такая — смешинка в рот попала, говорит обычно мама. Но в случае с Леной все гораздо серьезнее — у нее всякую секунду шутка на языке, то, чего она не коснется в разговоре, превращается в анекдот. Как ее Толька выносит — не понимаю, сам, впрочем, тоже хорош — насмешник…
— Нет! — говорит она и качает головой, не соглашаясь с собой же. — Черти тут с тоски бы померли, вот что! Слишком ты правильная…
Правильная — так что же плохого? Разве так и не должно быть? Слава богу, в хорошей семье родилась и выросла, не среди бандитов.
Поглощенная мыслями о сестре, я кое-что пропустила. В коридоре появился человек, по толпе девчонок прокатился возбужденный гул. Я закрыла книгу и посмотрела на того, кто вызвал своим появлением переполох.
— Игорь Павлович Меркулов, один из преподов, — просветила меня стоящая рядом розовощекая девушка. — Во обложили! — прокомментировала она недовольно. — И не пробьешься теперь…
— Господин Меркулов, господин Меркулов…
Девицы и в самом деле окружили его плотной толпой. Кто-то задавал вопросы, остальные просто смотрели с обожанием, словно Меркулов был звездой эстрады.
В душе я им завидовала. «Господин Меркулов» — как это ему шло! Не Игорь Павлович, ни товарищ Меркулов. И как легко эти девицы к нему обращались, у меня бы так не получилось.
— А ничего мужичок! — заметила розовощекая, что не могло не вызвать моего возмущения.
Как можно так фамильярно говорить о преподавателе? Само слово «препод» казалось мне жутко неприличным. Меня до сих пор коробит, когда я слышу, как Васильевский остров называют Васькой, а Гостиный двор — Гостинкой.